Обратная связь Памяти Шарлотты (Джульетты) Товт
«”Что поделаешь! — мрачно ответил Хайраддин. — Эти люди
обращаются с нами, как овчарки со своим стадом… гоняют взад-вперед, куда им
вздумается, а потом обязательно пригонят на бойню”. Впоследствии Квентин
убедился, что цыган говорил сущую правду: стража поддерживала с бродягами
постоянные сношения, а в конце концов приводила их на виселицу…такого рода
связь…существовала во всех странах и была не чужда и нашему отечеству».
В. Скотт «Квентин Дорвард»
Слова писателя, сказанные почти 300 лет назад об эпохе,
отстоящей от автора романа о цыганах еще на несколько сот лет, увы — актуальны
по-прежнему.
В отношении цыган не только все еще бытуют поистине
средневековые предрассудки, но и гуманность обращения с вечными странниками
по-прежнему оставляет желать лучшего. Поражает именно повсеместная
распространенность этого парадоксального расизма — сочетание расчетливого
цинизма, равнодушного к страданиям кочевых семей, но умеющего извлечь выгоду из
их бедственного положения, с возбужденно-агрессивным неприятием, готовностью к
любым — сколь угодно жестоким и бесчеловечным — действиям по отношению к ним.
Наибольшей жестокостью отличаются действия представителей как общества, так и
власти по отношению к цыганам-нелегалам, мигрирующим из одной страны в другую.
2008-й год ознаменовался чудовищной вспышкой антицыганских
выступлений и действий в Италии. Рост расизма в целом и, в особенности,
усиление антииммигранстких и антицыганских настроений давно наблюдались в этой
стране. Ведущие итальянские политики, такие как лидеры правых партий Умберто
Босси («Северная лига») и Джанфранко Финни («Национальный альянс»), а также
министр внутренних дел Италии Роберто Маррони не раз позволяли себе откровенно
расистские высказывания. Они открыто призывали к изгнанию из страны бедных
иммигрантов и к сносу всех цыганских поселений.
В своих речах итальянские националисты успешно объединяли
эти сюжеты — обвиняя во всех мыслимых и немыслимых преступлениях именно
цыганских иммигрантов, прибывших в Италию из новых стран Евросоюза, таких как
Румыния.
Участились полицейские облавы на лагеря цыган-мигрантов:
полицейские врывались в дома, совершали несанкционированные обыски, аресты,
уничтожали имущество их обитателей. Участились и случаи проверки документов и
усиленного внимания со стороны полиции по отношению к цыганам – гражданам
Италии. Все они чувствовали растущее напряжение, многие стали бояться
появляться в центрах больших городов.
По свидетельству посетивших Италию в мае 2008 года
правозащитников (совместная миссия ряда международных правозащитных организаций
— «Европейского Центра прав цыган», «Романи Крис», «Центра по защите права на
жилье», «Цыганского гражданского союза Румынии» и «Института «Открытое
общество»), «в ходе облав полицейские часто входили в цыганские дома, без права
на обыск, ночью. Порой имели место и разрушения цыганских домов безо всяких на
то судебных решений. При этом имущество цыган уничтожалось, а его обладателям
даже не разрешалось взять свои личные вещи» (отчет «Безопасность
по-итальянски»).
Жилища цыган в Италии подвергались насилию не только со
стороны полиции. В мае 2008 года произошли стихийные погромы на окраинах Милана
и Неаполя. Цыганские кварталы подверглись нападению расистов, дома были
забросаны бутылками с зажигательной смесью. Сотни люди были вынуждены покинуть
места своего обитания. Полиция не пыталась преследовать поджигателей, зато
активно способствовала вывозу цыган из мест, подвергшихся погрому. Несмотря на
то, что порой депортации цыган-мигрантов на словах мотивировались соображениями
безопасности тех, кому угрожают агрессоры, на деле полиция продолжала дело
расистов, изгоняя «нежелательных» людей за пределы страны.
Глядя на фотографии разоренных цыганских жилищ в
окрестностях итальянских городов, невозможно не вспомнить столь знакомые нам
картинки из жизни российских цыган-нелегалов — те же сломанные игрушки,
сожженные личные вещи, обрушенные палатки, разбросанные остатки еды и обрывки
одежды. Готовя несколько лет назад фотовыставку «Табор. Погром» (см. Бюллетень
9, апрель 2005 года), мы и не знали, сколько раз еще придется все это увидеть,
снять, попытаться себе представить… Представить погром, поджог, насилие,
уничтожение с таким трудом созданного быта, унижение и без того доведенных до
отчаяния людей, горе и так мало радующихся детей.
Даже очень часто бывая в таком палаточном городке (если
можно назвать палатками картонные домики с дымящими в них печками), нельзя быть
уверенным, что придешь завтра и найдешь «табор» на месте. Подходя к знакомой
поляне, всматриваешься: увидишь ли бедные и грустные, но все же мирные картины
жизни — играющих детей, носящих воду женщин, наигрывающего на гитаре подростка
или готовящую обед на огне хозяйку, или нет. Или… сожженные дома, обломки
игрушек, гитар, велосипедов, обгорелые печи, и вдруг — чудом сохранившаяся
веревка с детской одеждой, чей-то башмак, чайник…
Смотришь и не знаешь, кто пришел с огнем и мечом на этот
раз: милиция, давно грозившая — сожжем; нацисты, просто молодежь из соседних
новостроек. Ясно одно — людей выгнали насильственно и внезапно. Уходя по своей
воле, кочевые люди не оставят и куска полиэтилена — все пригодится на новом
месте.
После, если удастся найти пострадавших, мы узнаем
подробности: «Где-то в час ночи, все уже спали, слышу — тук, тук, тук, стук
такой, ломают двери, и неизвестно, кто они, что это — неизвестно… Человек 7–8,
они в масках были. Поливали бензином, один лил из бутылки, другой спичку
зажженную бросал. А тушить не давали. Женщину, которая пыталась тушить свою
будку, ударили. Еще парня одного лет 17 сильно избили, нос ему сломали. Быстро они
все сожгли и ушли, сказали только: «Мы еще придем». А мы до утра стояли на
улице, а потом начали строиться заново в другом месте». Это — о событиях
августа 2008 года, Петербург.
Неизвестные, напавшие на спящих людей ночью, представились
как «группа захвата». Документов не предъявляли, были не в форме, хотя кто-то
из цыган и видел одного милиционера среди них. Были ли это «сотрудники»,
нарочно явившиеся в штатском, чтобы избежать ответственности, или, напротив,
хулиганы, старавшиеся представиться милиционерами, — узнать уже вряд ли
удастся. Ясно одно: могли быть и те, и другие. Нападения — не редкость, стиль —
узнаваемый.
В 2004 году в ходе операции «Табор» на окраине Петербурга
были сожжены десятки цыганских жилищ, сотни людей оставлены без крова, многие
подверглись избиениям, ограблению, даже стрельбе по ногам из боевого оружия.
Тогда сомнений не было — нападавшие были в форме и не скрывали, что действуют
«по заданию». Выраженный этно-ориентированный характер этой зачистки вызвал
протесты правозащитников и международных организаций. Критика в адрес МВД по
поводу характера операции «Табор», самим своим названием подчеркивавшей
«национальный аспект», прозвучала и в последнем докладе Европейской комиссии по
борьбе с расизмом и нетерпимостью. Российская сторона невозмутимо
прокомментировала эти замечания заявлением о том, что «решение о проведении
операции «Табор» было принято на основе достоверной информации о том, что ряд
цыганских общин были вовлечены в организованную торговлю наркотиками».
Убедительная такая аргументация — нельзя, говорят, людей по этническому
принципу преследовать, а мы отвечаем: «Достоверная информация была»…
Информации, кстати, не было, как не было «в ряде общин»
наркотиков. То есть где-то, может быть, и были, но громили не их. Громили нелегальных
цыган, про которых и сами знали, что нет у них никаких наркотиков, — ничего не
то что не нашли, а и не искали. Да и задача, по крайней мере, в Петербурге
заключалась не в борьбе с наркотиками. Всем было хорошо известно, что целью
погромов и облав было изгнание нелегалов, «очищение города», как писали СМИ.
А что значит в данном случае «нелегалы»? Граждане стран СНГ
въезжают в Россию без визы. Далее некоторые из них не оформляют себе разрешения
на проживание и работу. Но можно ли назвать «проживанием» это походное жилье —
бумажные и полиэтиленовые домики в пригородных болотах? И какое разрешение
нужно, чтобы откапывать на свалке старое железо и сдавать его в металлолом?
Пионеры ведь без разрешений этим когда-то занимались…
Тем не менее, требования к этим людям предъявляются жесткие,
а за несоответствие принятым нормам, — за то, что живут «не как все» — цыгане
подвергаются гонениям и мучениям. О том, что и у них есть права — не помнит
никто.
Никто не пытается помочь реализовать право детей, живущих в палатках,
на образование. Никто не считает себя обязанным лечить даже очень тяжело
больных. Никто не желает помочь с восстановлением утраченных документов, а ведь
у многих обитателей болота паспорта и свидетельства о рождении уничтожены
огнем. Доведенные до отчаяния люди и сами уже хотят вернуться в родные края,
откуда их выгнала жестокая нужда, но не могут — без документов их снимают с
поездов и не дают пересечь границу.
Право на безопасность, на защиту жизни — самое основное
право. В нем нельзя отказывать никогда и никому, независимо от гражданства,
положения в обществе, наличия или отсутствия документов. Как мы знаем, это
право нарушается в самой грубой форме. Ночные поджоги, избиения, угрозы («Мы
еще вернемся», — кричали, уходя, люди в масках) — а уголовного дела нет и не
будет. Неустановленные лица — кто ж их будет искать. Но случались и нападения
вполне известных «лиц». На М. несколько месяцев назад напали наркозависимые
жильцы одного из расположенных неподалеку домов. У цыгана отобрали сумку (он
шел из магазина), а самому ему нанесли множество ножевых ранений в форме
креста. По-видимому, насилие имело для нападавших какой-то ритуальный или
символический смысл: они высасывали кровь из ран своей жертвы. М. в тяжелом
состоянии попал в больницу, врачи вызвали следователя, М. дал показания, точно
сообщив имена и место жительства агрессоров (безусловно, социально опасных!).
Рассказывая нам об этом случае, М. повторял: «Скоро уже будет суд, следователь
обещал». Но суда не было и не будет: по наведенным справкам выяснилось, что
уголовное дело не возбуждено! Жителям цыганского лагеря предстоит и дальше
ежедневно ходить мимо окон ненавидящих их преступников…
Право на жизнь — это ведь и право на спасение жизни от
внутренней угрозы, от болезни. Скорая помощь должна быть оказана любому, чьей
жизни угрожает опасность. По срочному вызову машина скорой помощи к нелегальным
мигрантам выезжает. А вот госпитализировать тяжело больного человека — много
сложней.
Трагедия случилась этим летом в семье Шарлотты и Шоши. Это
семья жила на окраине Петербурга больше 10 лет. Жили очень трудно, один за
другим рождались дети, некоторые не выживали в суровых условиях холода, голода
и болезней. Родители боялись вызывать скорую с тех пор, как одного заболевшего
ребенка увезли в больницу и… никогда больше не отдали назад. Ребенок попал в
«Дом малютки», а оттуда был, очевидно, отдан приемным родителям. К сожалению,
это — частый случай. Почти в каждой семье, кто-то из детей удерживается в
государственных учреждениях (приемниках-распределителях, детских домах или
приютах). Родители мечутся в попытках вернуть любимое дитя, а сами уже не
решаются звать на помощь врачей, когда другие дети болеют. А дети гибнут…
В этом году Шарлотта должна была опять рожать — в десятый
раз. Родила она до срока, ребенок был очень слабый, а сама мать тяжело заболела
в родах. Несмотря на это, ее выписали из роддома на третий день, ребенок
остался в больнице. Шарлотта больше не встала. Лежа в темной и грязной палатке,
где кроме нее и мужа жили семеро маленьких детей, Шарлотта таяла на глазах. Все
попытки убедить врачей в необходимости комплексного обследования и лечения
тяжелой больной не удавались. «Скорая» несколько раз привозила ее в Институт
скорой помощи, где умирающую женщину держали часами в приемном покое, время от
времени делая то тот, то другой анализ, а потом… отправляли «домой», даже не
поставив диагноз! Не помогли ни требования правозащитников, ни документ из
организации поддержки бездомных, подтверждающий право Шарлотты на бесплатное
лечение. Насмешкой выглядит рекомендация, написанная дежурным врачом:
«Наблюдение врача по месту жительства». Шарлотту обрекли на мучительную смерть
на глазах у ее маленьких детей. Ей было 33 года.
Все это время ее муж мечтал об одном — «взять жену на плечо»
и со всеми детьми вернуться домой. Невозможно — у них пропали документы, а без
паспортов на Украину не вернуться, РФ не выпустит!
Даже в простых похоронах жены и матери было отказано этой
несчастной семье — тело Шарлотты увезли в морг и не отдали, опять же из-за
отсутствия документов.
А через несколько дней после ее смерти убитая горем семья
подверглась нападению поджигателей. Сонные дети еле успели выпрыгнуть из огня.
«У них-то все сгорело — и матрацы, и одежда — все. Маленькая девочка — вот —
босиком убежала», — рассказывали потом соседи-погорельцы.
Шарлотта умерла, дома и вещи сгорели, документов нет, а
проблемы остались. Остались бедность, холод и голод. Болезни, безграмотность и
безработица. Погромы милиции и насилие расистов. Боль и унижение, страдания и
бесправие.
А вы говорите — права человека…