Обратная связь Первый месяц 2013 года новости пестрят «детскими» сюжетами. Дело даже не только в запрете усыновления американцами и его последствиях – разумеется, судьба каждого ребенка, которого не отдают приемным родителям, судьба каждого иска в суд по этим делам – становятся заметными и обсуждаемыми новостями, не говоря уж о «маршах против подлецов» и других проявлениях возмущения граждан РФ жестокостью власти по отношению к детдомовцам.
Детей прямо касается и другой наделавший шума закон – федеральный закон о «пропаганде гомосексуализма среди несовершеннолетних». О детях говорят и те, кто требует запретить театральную постановку «Лолиты»,нападает на музей Набокова, добивается отмены выставок и других культурных событий.
Тема детей постоянно возникает при обсуждении невероятной жестокости приговора Алехиной и Толоконниковой, осужденных на два года принудительного труда в женской колонии за несколько минут художественного перформанса в православном соборе, чьи маленькие дети страдают в разлуке в матерями – политическими заключенными современной России.
Мелькают и другие грустные новости – о начале суда над полицейскими, год назад забившими насмерть ребенка, о детях, погибших от рук своих родителей-алкоголиков, о цыганском младенце, умершем от плохого обращения, о решении властей Петербурга разогнать детскую больницу, чтобы обеспечить больший медицинский комфорт прибывающим из Москвы почтенным судьям.
Журналисты, блогеры, политики, казаки, активисты – все с жаром обсуждают, осуждают, решают за детей, а часто и за их родителей. Дети становятся для одних – орудием мести (это чувство получило недавно красивое название «эмоциональный, но адекватный ответ»– так охарактеризовал Путин закон имени Димы Яковлева). Для других дети – национальное достояние, которое надо запереть, посыпать нафталином и сохранить с нетронутом виде для потомков. Для кого-то дети – это будущие солдаты, для кого-то, видимо, будущие депутаты.
Но не у всех детей есть будущее: его нет у 15-летнего (уже навсегда) Ильи, которого убили в полиции, у полуторагодовалого бездомного цыганского малыша Максима, который погиб после того, как была арестована его мама, а затем и та женщина, которая опекала его (и которой теперь предъявлено обвинение в убийстве – хотя, по сообщениям СМИ, она «была задержана за два дня до гибели ребенка»). Будущего нет у грудной девочки, убитой родителями в Брянске, и маленьких детей алкоголички из Воронежа, бросившейся на них с ножом. Будущего нет у подростков, убивающих себя из-за того, что общество не принимает их гомосексуальности. Страшно подумать о будущем тех детей, которых не вылечат в наших больницах, но, возможно, спасли бы в Америке.
Но у всех детей, пока они живы, есть настоящее. Как и у всех людей. Давайте говорить о детях в настоящем.
Когда я слышу этих радетелей за несовершеннолетних – тех, кто запрещает, цензурирует, вводит полицию нравов и кичится патриотическим решением «не отдавать детей», когда я их вижу, мне вспоминается православный священник из ток-шоу на НТВ про проблему гомосексуальности. Этот человек сказал удивительные слова: «Все мы педофилы, потому что все мы любим детей». Понятно, что греческая этимология слова «педофилия» отсылает нас к корням «дети» и «любовь». Не менее понятно и то, что в русском языке (как и во всех прочих современных языках) это слово имеет определенное и довольно узкое значение. Однако по-своему священник был прав: такая любовь к детям, как у представителей законодательной и исполнительной власти РФ, больше всего похожа на а) использование детей в своих грязных целях и б) превращение жизни детей в муку, а самих детей – в своих жертв. А это, как мы все знаем, преступление. Преступление не перед будущим – оно нам неведомо, а перед настоящим, в котором живут живые дети, чувствующие боль, неуважение, пренебрежение. Дети – не инвестиции, им плохо уже сейчас. Интересы ребенка, согласно Конвенции по правам ребенка, должны быть основой принятия всех решений, касающихся детей. Конвенция не говорит о будущем – именно сейчас, именно здесь надо делать так, чтобы ребенку было хорошо, а не плохо. А больше ничего и не надо – оставьте будущее самим детям, они решат, каким ему быть.
Разве детям плохо от «пропаганды гомосексуализма» или постановки «Лолиты»? Им плохо по совсем другим причинам: из-за жестокости взрослых (будь то члены их семей или полицейские-убийцы), из-за болезней, закрытия необходимых им больниц, брошенности родителями и плохих детских домов, ужасных школьных программ, им плохо из-за бездомности и беспризорности, из-за того, что с ними не считаются, не уважают, не признают, не дают быть самими собой. Им плохо, когда арестована мама, когда суд, имеющий по закону возможность отложить наказание в интересах ребенка, не позволяет маме быть с малышом, обрекая на страдания не только «виновную» мать (даже если ее вина всего лишь в исполнении песни, обидной для главного человека власти), но и детей.
На мой взгляд, любая пропаганда – вещь лишняя, даже взрослым от нее бывает плохо. Не уверена, что пропаганду стоит именно запрещать, но лучше бы всяческой пропаганды в жизни было поменьше – пропаганды патриотизма, требующей считать все «свое» лучше «чужого», пропаганды войны, уверяющей юношей, что профессионально убивать людей или создавать оружие массовых убийств – достойное дело, пропаганды силы и власти большинства, отрицающей права тех, кого меньше или кто слабей… Бывает еще религиозная пропаганда. Всего этого, увы, хватает в жизни наших детей – ведь и школьную программу переделывают в сплошное военно-православно-патриотическое воспитание, сводя к минимуму все научные дисциплины (вырастут и, если им надо, за деньги обучатся, а в школе главное – промывание мозгов). Да и вне школы много разной пропаганды – даже навязчивая реклама смахивает частенько на пропаганду излишнего потребления.
Но пропагандировать какой-либо сексуализм – дело явно безнадежное: как говорится, насильно мил не будешь. То есть речь идет не о запрете какой-то пропаганды среди детей – речь идет о запрете права детей на самоопределение. Детям – людям до 18 лет — нельзя знать, что бывает «нетрадиционная ориентация». Им это запрещено рассказывать. До 18 лет человек должен знать только о «традиционных ценностях» (которые, по словам одного из инициаторов закона, дороже ему, «чем нефть и газ»).
В будущем эти дети, возможно, все узнают, а заодно и поймут, почему им было так плохо, пока они этого не знали. Тогда они будут уже взрослыми – тогда можно. Но в настоящем – пусть страдают, мучаются мыслью, что, видимо «я один такой», и даже лезут от этого в петлю. На то они и дети – это только взрослым можно позволить знать, выбирать, быть кем-то.
Я уважаю традиционные ценности. Это сложный вопрос – как относиться, например, к тому, что некоторые современные женщины, согласно традиционным ценностям, носят платки на головах. Но, видимо, если это их сознательный выбор, – надо уважать. Пусть носят, если им традиционные ценности дороже не только чужих нефти и газа, но и личного удобства, моды, красоты. Я уважаю право взрослых людей жить, как им нравится, – традиционно или нет. Но я категорически не признаю права этих взрослых мучить во имя традиционности детей. Это – единственное, что действительно следовало бы запретить.
Традиционный способ учить детей – розга, традиционный брак – сговор родителей против воли детей, традиционные методы воспитания – порка, лишение еды, унижения. Все это – не просто нарушение прав детей, это – преступления. Все это и должно быть запрещено. А традиции – пусть будут, только не те, которые несут страдания, явные или тайные. В остальном же – пусть одних детей учат петь хором, а других танцевать сиртаки, третьих – играть в кегли, а четвертых – кататься на коньках. В этом плане от традиций большого вреда не будет. Как, впрочем, и пользы.
Польза же детям только в их правах. Два самых основных и самых первых права – на недискриминацию и на признание приоритетной важности интересов ребенка.
Стефания Кулаева