Обратная связь «Новая газета» приостановила работу в Чечне из-за угроз журналистке, которая каких только дел там не расследовала, — писала на самые опасные и запретные темы — об убийствах, пытках, расправах… А тут вышла такая странная история — всего лишь из-за попытки защитить школьницу от неравного брака Милашина не может больше ездить в Чечню, а НГ — продолжать дело Анны Политковской…
Стоил ли этот случай — брак девочки и пожилого милиционера — того, чтобы поднимать такой шум, а тем более терять последний доступ прогрессивной общественности к честной информации из Чечни — этого государства в государстве, где казнят всех, кого захочет тамошняя власть убрать, а другой власти там и нет.
Наверное, этим вопросом сейчас задаются многие. Невозможно заранее рассчитать, что стоило бы делать, какую цену за публикацию платить. А историю школьницы, насильно выданной замуж за человека втрое старше ее, рассказать было надо. Это история самая обыкновенная — не только для Чечни, сплошь и рядом в патриархальных общинах (или претендующих на патриархальность и традиционность) насильно женят детей.
Невыносим вид этих юных невест — в белых платьях стоят они, накрашенные и наряженные, и даже плакать не могут, в ужасе перед надвигающимся насилием. А гости радуются и пляшут, едят, пьют и «покупают честь» — бросают купюры на поднос дрожащей от стыда и боли девочки.
Благодаря шуму, поднятому Милашиной, не только эти привычные гости, не только те, кто по долгу журналистской или правозащитной работы бывает в таких общинах, но и все прочие увидели это лицо — лицо девочки перед изнасилованием, ведь свадьбу показали по телевидению — как торжество светлых традиций.
Физическому насилию предшествует психологическое, невыносимо видеть уже и досвадебную запись разговора с невестой — когда ее под камеру заставляют сказать, что она на брак согласна, слышать это: «Я знаю, что у него была жена и дети взрослые, но так сложилось, что я выхожу за него замуж».
“Так сложилось” — этим все сказано, не любовь и не согласие, а злой рок видит девочка в основе своего брака.
Кто только уже не высказался на тему правильности или неправильности брака юной школьницы и женатого начальника полиции — для одних главной проблемой стало то, что жених годился невесте в деды; кто-то заявил, что разница в возрасте тут неважна, а важно лишь, что у жениха уже есть законная жена; иные посчитали единственно важным, что невесте нет 18-ти лет; третьи увидели в свадьбе сплошную политику (несомненно, вмешательство главы Чеченской республики придало семейному торжеству политическую окраску).
Я не знаю, почему, давая оценку этому резонансному событию, надо начинать со слов «неважно, что…“. Почему неважно, что он старше? Конечно, важно! Я бывала на свадьбах, где не только невеста, но и жених был ребенком, — все-таки в этих случаях насилие было каким-то менее циничным и жестоким, хотя я вовсе не сторонница каких-либо ранних браков, но вероятность возникновения взаимного чувства у даже насильно сосватанных детей несколько выше, чем при полном — в том числе возрастном — неравенстве.
Конечно, важно и то, что начальник привык быть хозяином, привык мучить людей, что он — милиционер, ничего хорошего это не сулит, да и сам брак (всем ведь ясно, что семью вынудили согласиться) стал возможен только из-за его могущества. Тот факт, что невеста — несовершеннолетняя, тоже весьма существенен — в первую очередь с точки зрения закона: раз уж закон не велит жениться до 18-ти, то надо ждать, и не потому, что год разницы так уж значителен в плане „половой эмансипации“ (чтобы ни имел в виду под этими словами знаток женского созревания и старения Астахов), а потому, что до 18-ти лет человек в нашей стране бесправен, — за него юридическую ответственность несут родители, а значит и решения принимать самой девочке невозможно.
Важно и что есть первая жена — которую, разумеется, тоже унизили этим браком, — понятно, как она встретит младшую.
Девочка будет первой вставать и последней ложиться, мыть полы, стирать и угождать всем в доме — но самое страшное не это. Самое страшное — это не обрыв детства и отказ от образования и работы, не подчиненное положение и постоянные унижения в семье, не даже сам этот статус постыдный — второй жены, самое страшное — это сексуальное насилие. Это касается миллионов девочек и женщин в мире — сотен тысяч в России!
И если г-н Шевченко или другие люди, высказывавшиеся в том плане, что союз с богатым мужчиной — завидная доля, на самом деле готовы отвечать за свои слова, то пусть их каждую ночь и насилуют. А за девочек надо бороться — как бы ни была высока цена.
Ужасно стыдно и больно перечитывать последнюю статью Милашиной об этой семье, ведь сестра несчастной невесты звала журналистку на встречу, просила срочно приехать, когда это уже не было возможно… Что хотела сказать девочка? Была ли это очередная манипуляция или даже ловушка? Или настоящий крик о помощи?
Мы уже не узнаем — девочку отдали дракону, от ее имени теперь говорить будет не она.
Стефания Кулаева