Обратная связь С начала сентября я – шведка с необъяснимым интересом к России, а также к всевозможным языкам и меньшинствам – работаю в “Мемориале”. Я езжу в школы, преподаю английский язык, общаюсь с детьми, занимаюсь переводами в офисе. Когда меня спрашивают, почему я выбрала именно эту стажировку, я называю только одну причину: интуиция. Можно, однако, конкретизировать: чтобы понимать страну и ее культуру, недостаточно познакомиться только с жизнью большинства. Изучая положение меншинств и отношения между разными группами людей, можно больше узнать о менталитете и образе жизни целого народа. Более того, меньшинство – его культура, история, люди – естественно, само по себе интересно, и это не в последнюю очередь касается цыган. Мне очень интересно знакомиться с людьми из разных цыганских групп, говорить с детьми в школе и узнавать, что они думают о мире и жизни.
Я не сказала бы, что то, что я пока увидела, меня ошеломило, но, конечно, есть кое-что, чего я не ожидала. На общественном уровне меня удивило, как естественно говорят о национальных меньшинствах в России. В некотором роде Швеция считает себя монокультурной страной, что, конечно, далеко от правды, но выражение “национальные меньшинства” почти не употребляется среди обычных людей. Приехав в Россию, я поняла, что здесь другая традиция: считать свою страну многообразной. Несмотря на то, что существуют огромные проблемы (фашистское насилие, сегрегация, безработица, дискриминация и т. д.), меня приятно поразило то, что меньшинства считаются естественной частью общества.
Мне интересно также знакомиться с русской школой и ее особенностями. То, что более всего бросается в глаза, – это портрет президента на стене. Почти таким же странным кажется доска с фотографиями пяти учеников и текстом “Ими гордится школа”. Но самое удивительное (и самое грустное) – это сегрегация цыганских детей от остальных. Как будто мы находимся в Южно-Африканской Республике или США 30 или 40 лет назад… Хотя дети сами заявляют, что сегрегация им не мешает, что все хорошо, что они прекрасно дружат с другими детьми, я убеждена в том, что интеграция лучше, так как это слово для меня означает, что в школе заботятся о нуждах каждого ученика.
В жизни самих цыган мне тоже кое-что трудно понять, прежде всего традицию некоторых цыганских групп женить детей в очень раннем возрасте (около 14 лет). В каждой культуре, естественно, есть традиции, которые ограничивают человека. Но этот обычай – заставлять детей так рано начинать семейную жизнь – очевидно лишает их свободы, развития, возможности образования, и мне особенно трудно понять, что родители это делают со своими собственными детьми. Это показывает, насколько сильное влияние оказывает традиция и мнение группы на отдельного человека.
К числу моих неожиданных впечатлений относится и то, как другие люди воспринимают меня и тему моей работы. Реакция людей – и в Швеции, и в России – бывает разной: от молчания, удивления (“там цыгане есть?”) и скептицизма, до интереса, энтузиазма и даже восхищения.
Мне повезло, что я работаю в “Мемориале”, так как я встречаю здесь много интересных людей – цыган, сотрудников, которые с такой увлеченностью занимаются правами человека, преподавателей разных школ. Я надеюсь, что я смогу принести пользу этим людям в течение своей стажировки.