Одна из наиболее резонансных тем для обсуждения в СМИ и в обществе — межэтнические, или межнациональные, конфликты. В последние несколько лет в России и не только драк, стычек и столкновений, подаваемых под этническим соусом, произошло великое множество, причем «этническая» подоплека происшествий представляется многим совершенно очевидной.
Зритель, наблюдающий по телевизору «арабские бунты» в западноевропейских пригородах, рассматривающий видео «русско-дагестанских столкновений» в Интернете или читатель газетных сводок об «армяно-азербайджанской драке в Москве», зачастую склонен именно к эмоциональному восприятию событий, а не к критическому их осмыслению. Да и какие, казалось бы, могут быть вопросы, когда «все и так понятно»: «мигранты ненавидят местных», «кавказцы — русских», «киргизы — узбеков»? Ксенофобские установки получают новое оправдание, этнические стереотипы — подтверждение своей актуальности, а «жизненный опыт» обогащается новыми доводами в пользу и так распространенных предрассудков. Неудивительно, что националистические и в широком смысле слова «правые» новостные ресурсы и публицистика пестрят сообщениями о межэтнических конфликтах и межнациональном противостоянии, стремясь использовать эмоциональный отклик читателей в своих пропагандистских целях — именно поэтому правильное понимание природы и смысла термина «межэтнический конфликт» и его медийного использования необходимо современному антифашистскому движению.
Что же такое «этнический конфликт»? На первый взгляд, вопрос несложный: столкновение или спор между людьми разный национальностей. Но интересно, что специалисты (этнологи, социологи, психологи) говорят о сложной природе межнациональных конфликтов. Согласно одному из наиболее известных определений, межэтническим конфликтом можно считать «…любую форму гражданского, политического или вооруженного противоборства, в котором стороны, или одна из сторон, мобилизуются, действуют или страдают по признаку этнических различий». Однако исследователи отмечают, что, если следовать такому определению, в многонациональном обществе и государстве любой конфликт так или иначе может носить черты межэтнического, вне зависимости от его реальных причин. Так, Нагорно-Карабахский и Приднестровский конфликты имеют ярко выраженную политическую и территориальную природу, но при этом воспринимаются преимущественно как этнические, несмотря на то, что участвовали в них люди самого разного этнического происхождения.
Сторонники другого подхода утверждают, что межнациональный конфликт является одной из форм социального взаимодействия и представляет собой противоборство «по поводу прав и интересов этнических общностей». Но в таком случае как объяснить участие чеченских полевых командиров в войне против чеченских же сепаратистов на стороне федеральных войск по время Первой чеченской войны, участие русских рабочих дружин в обороне еврейских кварталов от погромщиков в Одессе 1905 года или создание совместных киргизско-узбекских отрядов самообороны против мародеров на юге Киргизии в 2010 году? Как определить, какие представители конкретного народа в этих случаях являются выразителями «интересов этнических общностей», а какие — нет?
В одном аналитики сходятся: выделить «в чистом виде» этнические конфликты практически невозможно ввиду огромного разнообразия возможных причин, мотивов и заинтересованных сторон — ведь определения социально-экономических или политических конфликтов гораздо четче и яснее, не говоря уже о происшествиях откровенно криминального характера.
В качестве межэтнических чаще всего преподносятся следующие типы конфронтаций, для определения которых используются и другие термины:
- вооруженные конфликты — например, гражданская война в Югославии между сербскими войсками и хорватскими или боснийскими сепаратистами;
- этнические чистки — например, столкновения между американскими индейцами и переселенцами из Европы в борьбе за территорию;
- массовые столкновения и драки — например, между армянскими и азербайджанскими студентами в российских городах;
- преступления на почве ненависти;
- криминальные «разборки» и другие преступления.
Казалось бы, список достаточно полный: во всех этих конфликтах участвуют представители разных этнических групп (народов, национальностей), они защищают свои «национальные интересы» в борьбе с «чужаками», их инициаторы и/или жертвы организованы «по национальному признаку» — но действительно ли мы имеем дело с противостоянием народов в прямом смысле слова? Ведь в первом случае от имени народов действуют политические партии и националистические лидеры, сформировавшие свои собственные армии и преследовавшие собственные политические цели; во втором случае мы можем говорить о колониальной политике, проводимой отдельными государствами в конкретных регионах с целью захвата конкретных территорий. Очевидно, что военные операции и спровоцированные политическими силами акции устрашения и этнических чисток не являются, по крайней мере, безусловными примерами межэтнических конфликтов. Но как быть с другими инцидентами?
В России необходимость трезвой оценки «межэтнических» происшествий назрела уже давно — слишком уж богатую почву для ксенофобской пропаганды они предоставляют. Возьмем ситуацию: компания изрядно подвыпивших молодых людей в баре решают выяснить отношения с не понравившимся им официантом. Происходит драка, и бармен вызывает на подмогу своих друзей — криминальную «крышу» заведения, которые приезжают, избивают посетителей и выгоняют их. В результате драки двое посетителей бара погибают от ножевых ранений. Исходя из описания события, становится ясно, что произошла пьяная драка и криминальная разборка, какие, к сожалению, не редкость в российских городах. Очень редко такие события заканчиваются националистическими митингами и погромами — что, к сожалению, и произошло в карельском городке Кондопога 1-2 сентября 2006 года. Для того, чтобы разжечь «межэтнический конфликт», журналистам региональных и федеральных СМИ понадобилось лишь подчеркнуть этническую принадлежность конфликтующих сторон, а националистам — организовать и провести массовую информационную кампанию и митинг своих сторонников в небольшом городке.
В дальнейшем именно погромы в Кондопоге стали для националистов пособием для разжигания «священной расовой войны» из любой драки, кражи, убийства, а для недобросовестных СМИ (зачастую федерального уровня) — примером, как можно из криминального происшествия создать сенсацию общероссийского значения. Трогательное единство позиции ксенофобских СМИ и ультраправой политической пропаганды впоследствии только окрепло. Своей кульминации практика разжигания межэтнических конфликтов и вражды достигла в декабре 2010 года — в результате удачной пропагандистской кампании и широкого общественного резонанса по делу Егора Свиридова, болельщика московского «Спартака», убитого в пьяной драке, националистам удалось спровоцировать беспорядки праворадикалов на Манежной площади Москвы и в других крупных городах, в том числе и в Петербурге. Эти печально известные выступления сопровождались большим количеством ксенофобски и националистически мотивированных преступлений, совершенных в отношении иммигрантов из Средней Азии и выходцев с российского Северного Кавказа, — от избиений и убийств до всплеска применения языка вражды и расистской пропаганды. К сожалению, и высокопоставленные чиновники, сразу же подхватившие антимигрантскую риторику. События декабря 2010 года освещались в СМИ практически исключительно как «межэтнические столкновения», которые, в свою очередь, активно пытались развязать самые разнообразные националисты, напрямую призывавшие к массовым дракам и этническим чисткам.
Неудивительно, что после «Манежки» тема межэтнического противостояния стала особенно популярной. Как результат, в 2011 году Россию внезапно охватила целая волна новоиспеченных «межнациональных конфликтов», получивших региональный либо всероссийский резонанс и оставивших неизгладимый след в восприятии обывателя. В качестве таковых преподносятся бытовые и криминальные разборки, драки между отдыхающими и выпивающими студентами разного этнического происхождения. По отношению к подавляющему числу подобных случаев справедлива фраза «межнациональные конфликты начинаются в барах»: таковы, например, пьяные инциденты, случившиеся летом-осенью 2011 года в поселке Кобралово Ленинградской области и в г. Ломоносове.
Необходимость целенаправленного мониторинга и изучения ситуации «межэтнических конфликтов» стала теперь очевидной, тем более что в качестве «виноватой» стороны порой преподносились одни из самых уязвимых для ксенофобских атак группы российского населения — трудовые мигранты и цыганское этническое меньшинство. В августе 2011 года АДЦ «Мемориал» был проведен правозащитный мониторинг в регионах Уральского федерального округа, где летом 2011 года произошли события, оцениваемые прессой как «межнациональные конфликты» — пос. Керамзитный Курганской области и пос. Сагра Свердловской области. Анализ собранных в результате мониторинга сведений позволил нам препарировать медийную структуру межэтнического конфликта и раскрыть его универсальный «рецепт», или «инструкцию по применению», которой активно пользуются в нашей стране. Итак, для приготовления «лакомого блюда» — громкого, резонансного межнационального конфликта, — понадобятся:
- информационный повод: громкий инцидент криминального характера — скажем, массовая драка с летальным исходом. Хотя бы два оппонента не должны быть русскими по национальности;
- коррупциогенная ситуация: халатность исполнительной и судебной власти, неспособных пресечь и разрешить инцидент, найти и наказать виновных, — словом, отсутствие адекватной реакции со стороны государства и слабость закона;
- информационный бэкграунд: особая чувствительность, повышенное внимание местных СМИ к проблемам межэтнических отношений — и, как следствие, первичное освещение инцидента именно в «этнических» тонах;
- умелый «повар»: инцидент должен привлечь внимание местных националистических сообществ и ксенофобских организаций, которые организуют пропагандистскую кампанию и мобилизацию праворадикальных групп под лозунгом защиты «наших» и пресечения «этнической преступности».
Полученные ингридиенты необходимо, тщательно «перемешав» для того, чтобы исключить возможность критического рассмотрения их по отдельности, кипятить как можно дольше, добавляя ярких подробностей и информационных поводов по вкусу: муссирование инцидента обеспечит пристальное внимание интернет-активистов и СМИ общероссийского масштаба к данному сюжету и позволит всей стране по достоинству оценить мастерство и авторитет «повара».
Описанная рецептура доказала свою эффективность в освещении ставшего широко известным «сагринского конфликта». В конце июня в маленькой деревушке Сагра Свердловской области вспыхнула бытовая ссора между двумя местными жителями — один сосед обвинил другого в воровстве цветного металла. Нередкое в российских селах происшествие — пропажа металлической посуды — привело соседей к взаимным угрозам в адрес семей друг друга и обещанию «разобраться». Предполагаемый виновник пропажи подготовился к разборкам очень серьезно: через свою родственницу он связался с криминальным авторитетом, отбывающим срок в одной из уральских колоний. На зов авторитета откликнулось несколько десятков молодых ребят, которые с оружием в руках приехали в тихую деревушку ночью. На окраине Сагры их, к сожалению, встретили четверо подвыпивших и напуганных местных жителей, вооруженных охотничьей двустволкой, а не милиция, отказавшаяся приехать на вызов. Последовала беспорядочная перестрелка, и бандитский кортеж, не ожидавший встретить сопротивление, в панике отступил, потеряв одного из нападавших. Милиция подоспела в деревню уже к утру: участвовавшие в столкновении местные жители были задержаны. В поисках поддержки сагринцы обратились в широко известную на Урале общественную организацию — фонд «Город без наркотиков» во главе с Евгением Ройзманом, известным своими националистическими взглядами.
С начала 2000-х «Город без наркотиков» инициировал целый ряд ксенофобских кампаний против цыган и иммигрантов из Средней Азии: под предлогом борьбы с наркоторговлей Евгений Ройзман и его сомнительные компаньоны устраивали акции устрашения в цыганских поселках и проводили антитаджикские митинги, заявляя, что именно цыгане и таджики, все без исключения, ответственны за торговлю наркотиками в Екатеринбурге и Свердловской области. В 2004 году волна народной поддержки забросила правого популиста прямо в Государственную Думу, где Ройзман некоторое время возглавлял антинаркотический комитет, однако на второй срок переизбираться не стал, вернувшись на малую родину.
Сагринский инцидент предоставил Ройзману уникальный шанс завоевать политические очки и влияние. Немедленно была организована общественная кампания в поддержку «простых русских мужиков», давших героический отпор «цыганскому наркобизнесу» и «азербайджанской мафии». Екатеринбург охватила «сагромания»: был налажен выпуск футболок «Сагра, мы с тобой!», новость пошла по интернет-блогам. Члены правоэкстремистских организаций устремились в Сагру, как на паломничество, предлагая местным жителям самую разнообразную поддержку: от идейных русских невест для настоящих патриотов, заклеивших мегаполис стикерами «Выйду замуж за сагринца!», до бесплатного извоза. Войдя в раж, Ройзман призвал «местное население» вооружаться против «этнических оккупантов», и эту идею поддержали: в интернете стали популярными националистические клипы, в которых пелось о примере Сагры и «праве на вооруженную самозащиту». Название маленькой деревушки превратилось в лозунг, вокруг которого сплотились самые разные общественные деятели, сочувствующие национализму и склоняющиеся к правому популизму, — так, Ройзмана горячо поддержал А. Навальный, а олигарх М. Прохоров даже предложил ему войти в партию «Правое дело» и возглавить региональный партийный список кандидатов в депутаты (чем наш герой не преминул воспользоваться).
Истерия разворачивалась в чрезвычайно благоприятных для националистов условиях. С начала 2011 года новостные ресурсы и печатные издания Свердловской области активно обсуждали проблему «этнической преступности» и «межнациональных конфликтов». Причиной такого пристального внимания послужило изнасилование молодой девушки в одном из поселков, серия погромов кафе в Екатеринбурге и громкое преступление на почве ненависти: избиение группой из троих подростков русского молодого человека, причем жертва была выбрана по этническому признаку. Масла в огонь подливало и то обстоятельство, что все эти инциденты расследовались крайне неэффективно и непрозрачно для общества — проблемы с коррупцией и кумовством в правоохранительных органах тут же всплыли на поверхность, что было однозначно расценено как свидетельство сговора милиции с «национальными диаспорами». В преддверии сагринских событий местные СМИ были склонны освещать в этнических тонах практически любой инцидент — так, некоторые журналисты умудрились выдать за межэтнический конфликт даже ссору водителя с инспектором ГИБДД кавказской внешности.
Коррупция и халатность свердловской милиции сыграла Ройзману на руку. Только под давлением омбудсмена Свердловской области и возмущенной общественности правоохранители объявили в розыск вооруженных участников кортежа, приехавших в Сагру из Екатеринбурга, — причем один из задержанных оказался членом партии «Единая Россия». Выяснилось, что один из инициаторов конфликта, Сергей Лебедев, цыган по национальности, в течение нескольких лет проживал в Сагре по поддельному паспорту, а районный участковый, не отреагировавший должным образом на звонок с сообщением о возможной драке в ночь на 1 июля, прямо объявил задержанным местным жителям, что им лучше отсидеть самим и «не связываться с серьезными людьми, ворами в законе». По мнению екатеринбургских правозащитников, именно широкий общественный резонанс позволил раскрыть факты коррупции и кумовства в правоохранительных органах области, и впоследствии обратить «межэтнический конфликт» на пользу: местное Верхне-Пышминское РУВД отстранено от расследования, которое передано под контроль Следственного комитета по Уральскому федеральному округу, многие милицейские руководители сняты со своих должностей и начаты масштабные проверки. Однако другим, гораздо менее положительным результатом сагринской эпопеи, стал рост популярности фонда «Город без наркотиков» и лично Евгения Ройзмана: несмотря на то, что «наркотический след» в этом конфликте так и не был доказан, возросший авторитет Ройзмана позволил ему объявить о расширении деятельности своей организации и создании фонда «Страна без наркотиков». Что ж, кто знает — может, в скором будущем нас ждут новости о других «межэтнических конфликтах», происходящих при его деятельном арбитраже?
Интересна история другого июньского инцидента, произошедшего на Урале — на этот раз в пос. Керамзитный Курганской области, в компактном поселении цыган-котляров. В результате пьяной драки между цыганскими молодыми людьми, жителями табора, и их русским соседом был тяжело ранен один из лидеров цыганской общины, Дмитрий Михай: он получил удар в лицо, при падении ударился головой и через три дня скончался в больнице. Местные СМИ тут же сообщили о «русско-цыганском межэтническом конфликте» — однако, в отличие от соседней Свердловской области, в Кургане националистических организаций и ярких популистов не нашлось, и организовать пиар-кампанию по борьбе с этническим меньшинством оказалось некому. Быстрее отреагировала и курганская милиция, развернувшая пикеты в поселке и охранявшая похоронную процессию, не дав ей перерасти в погромы; виновники драки были оперативно задержаны, и дело передано в суд. Местные власти, в свою очередь, несколько раз посетили поселок и встретились со всеми сторонами конфликта, а также приняли меры по решению социально-экономических проблем местных жителей: легализации земельных участков, оформлению личных документов и социальных пособий. Конфликт в Кургане так и не стал «межэтническим», не превратился во всероссийскую пиар-кампанию националистов и не перерос в ксенофобскую истерию — всего лишь отдельные лица понесли ответственность за свои действия, и инцидент был исчерпан.
Но неужели этнических конфликтов не бывает вовсе? Неужели это лишь плод пропаганды, искусно приготовленное националистами и недобросовестными журналистами информационное «блюдо»? Межэтнические конфликты происходят не в реальной жизни, а в наших головах: осмысляя происходящие события в категориях «межэтнических отношений» мы теряем возможность разрешить конфликты в действительности. Вместо осмысления причин и природы инцидентов, в которых участвуют люди разного происхождения, нас пытаются приучить к ненависти, ксенофобии и коллективной ответственности. Вместо решения настоящих проблем нас пытаются — по недомыслию или намеренно — заключить в грубые рамки межгруппового восприятия, в которых мы вынуждены следовать за сложившимися стереотипами и предрассудками. Националисты стремятся превратить вымышленную и зыбкую конструкцию «борьбы наций» в реальность, изобретая межэтнические конфликты снова и снова. Антифашисты же должны понимать, что использование темы «межнациональной вражды» — всего лишь способ националистов скрыть собственные преступления и человеконенавистническую пропаганду и достичь своих интересов, воспользовавшись нашими предрассудками.
А. Я.