Рacta sunt servanda («Договоры должны соблюдаться») – так сформулирован один из принципов международного права, предполагающий добросовестное исполнение государствами принятых на себя международных обязательств.
В русском языке есть похожая по смыслу пословица: «уговор дороже денег». Так вот, «уговор» государств соблюдать Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод на практике, к сожалению, во многих случаях оказывается «не дороже» компенсации, которую Европейский суд по правам человека назначает потерпевшему от нарушений со стороны государства лицу. Выплата компенсации, размер которой хоть и бывает значительным для заявителя, но в масштабах даже небольшого государства практически неощутим, – напоминает ситуацию с установлением штрафов за нарушение правил дорожного движения: даже при установлении больших сумм штрафов всё равно найдутся водители, которым проще будет заплатить, чем соблюдать правила.
Очевидно, что такой подход неприемлем, когда речь идёт о соблюдении гарантий прав человека – обязательства, добровольно принятого на себя государствами-участниками. Исходя из целей и смысла Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в первую очередь сами государства должны быть заинтересованы в изменении внутренней ситуации с обеспечением прав человека к лучшему, в добровольном принятии всех возможных мер для пресечения и предотвращения нарушений прав и свобод.
Механизм международной судебной процедуры – что особенно важно и ценно, с возможностью обращения частных лиц, – выступает в качестве обеспечительного механизма, своеобразного «страхования ответственности» государств-участников, а также гарантией единообразного понимания сущности основных прав и свобод (поскольку толкование прав человека государственными органами могут быть необъективны в силу социально-экономических, политических и прочих внутригосударственных условий). Об эффективности и необходимости деятельности Европейского суда по правам человека свидетельствуют количество и характер подаваемых ежегодно жалоб.
Обязательный характер решений Европейского суда закреплён в статье 46 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, по которой ратифицировавшее ее государство обязуется исполнять окончательные постановления Европейского суда по делам, в которых это государство является стороной.
В Постановлении от 15 января 2009 года по делу “Бурдов против России” (№ 2) Европейский Суд по правам человека, опираясь на ранее выработанные им позиции, пришел к выводу, что статья 46 Конвенции возлагает на государство-ответчика правовое обязательство не только произвести заинтересованным лицам выплаты справедливой компенсации за признанное нарушение прав, но и принять меры общего характера, а если необходимо – и индивидуальные меры, с тем чтобы в национальной правовой практике положить конец этому нарушению и устранить, насколько возможно, его последствия.
Очевидным способом восстановления прав является пересмотр в судебном порядке решения по делу, в котором Европейский суд признал нарушение Конвенции. Однако, как оказалось, даже этот путь восстановления прав, не говоря уже о мерах общего характера, может быть закрыт для заявителя по формальным ограничениям в связи с несовершенством национального законодательства.
Такая ситуация сложилась в российской практике исполнения (точнее говоря – неисполнения) решений Европейского суда к моменту рассмотрения Конституционным Судом дела по жалобе заявителей А.А.Дорошка, А.Е. Кота и Е.Ю. Федотовой.
Заявители оспаривали конституционность ст. 392 ГПК РФ, регламентирующей пересмотр дел по вновь открывшимся обстоятельствам. Согласно процессуальному праву, вступившее в силу судебное решение может быть пересмотрено, если станут известны существенные для дела обстоятельства, которые не были известны во время рассмотрения дела. К таким обстоятельствам относятся, например, выявление фальсификации доказательств или заведомо ложные показания свидетелей.
Проблема возникла в связи с необходимостью пересмотра решений заявителей после вынесения Европейским судом решений в их пользу (все дела: Постановления от 18 января 2007 года по делу “Кот против России”, от 8 января 2009 года по делу “Кульков и другие против России” и от 13 апреля 2006 года по делу “Федотова против России” – касались нарушений ст. 6 Конвенции – права на справедливое судебное разбирательство). Российские суды отказали в пересмотре, ссылаясь на то, что по ГПК решение Европейского суда не является «вновь открывшимся обстоятельством». Формальный подход и пробел в процессуальном законодательстве оказались достаточными условиями для фактического отказа в правосудии, что и послужило основанием обращения за конституционной защитой.
При рассмотрении жалобы Конституционный Суд занял позицию реальной защиты прав и свобод, в отличие от формалистского подхода судов общей юрисдикции.
Конституционный суд в очередной раз напомнил, что международные нормы не только являются составной частью российской правовой системы, но и имеют приоритет в отношении национального законодательства, а ратифицировав Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, Российская Федерация признала ipso facto и без специального соглашения обязательной юрисдикцию Европейского суда по правам человека. Поэтому решения Европейского суда должны не только исполняться в отношении конкретного заявителя (в части выплаты справедливой компенсации и пересмотра вынесенного ранее решения), но и учитываться законодателем для совершенствования правового регулирования.
Для обоснования своей позиции Конституционный Суд использовал следующие аргументы:
– каждому должно быть обеспечено право на судебную защиту, предполагающую эффективное судебное разбирательство в разумные сроки;
– нормы, аналогичные рассматриваемым (включение решения Европейского суда в перечень оснований для пересмотра) закреплены в АПК и УПК, поэтому отсутствие такого же регулирования в ГПК нарушает конституционный принцип равенства, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации при осуществлении прав и свобод;
-отсутствие в ч. 2 ст. 392 ГПК Российской Федерации соответствующего основания приводит в судебной практике к отказу от рассмотрения этих заявлений (как это имело место в делах заявителей по настоящему делу) и тем самым – к блокированию действия Конвенции о защите прав человека и основных свобод на территории Российской Федерации, что недопустимо.
В результате Конституционный Суд хотя и признал норму конституционной, но выявил её «конституционно-правовой смысл», обязательный для судов: применять аналогию закона и пересматривать дела, а не отказывать по формальным основаниям, как это было ранее.
Кроме того, в качестве «общих мер» Конституционный Суд обязал федерального законодателя внести изменения в ГПК, чтобы привести российское законодательство в соответствие с международными нормами и обеспечить эффективный механизм восстановления нарушенных прав.
Принятие такого рода постановлений Конституционного Суда нельзя не приветствовать как движение в сторону усовершенствования национального законодательства для более эффективного обеспечения прав и свобод.
В другом недавнем решении (Постановлении от 27.02.2009 N 4-П, связанном с обращением заявителей по делу “Штукатуров против России”) Конституционный Суд также руководствовался правозащитным подходом, признавая неконституционными формальные правила, фактически ограничивающие права лиц.
Заявителями оспаривались процессуальные нормы, связанные с признанием лица недееспособным в связи с наличием серьёзного психического расстройства. Эти нормы предусматривали возможность принятия судом решения о недееспособности без участия самого лица, только на основании рассмотрения документов. Между тем, необходимо учитывать, что признание лица недееспособным влечёт существенные ограничения его прав и, кроме того, может использоваться родственниками и иными заинтересованными лицами для получения материальной выгоды (например, получения наследства).
Европейский суд по правам человека, рассмотрев жалобу П.В. Штукатурова, в Постановлении от 27 марта 2008 года по делу “Штукатуров против России” констатировал нарушение в отношении заявителя прав на свободу и личную неприкосновенность. И Конституционный Суд, соответственно, признал неконституционными нормы ГПК в свете сложившейся неправомерной практики судов. Интересно, что одним из аргументов была недопустимость дискриминации лиц по признаку наличия психического расстройства (душевной болезни, умственной отсталости, умственных недостатков), что также следует отметить как «антидискриминационную» правовую позицию Конституционного Суда РФ. Ещё одной «победой» над формалистским подходом в данном деле стало признание допустимости обращения в принципе, поскольку на момент обращения как в Европейский суд, так и в Конституционный Суд, заявители уже были признаны недееспособными, а следовательно, не имели прав подавать жалобы и даже выдавать доверенности представителям (только через законных представителей, которые в данном деле как раз и были инициаторами признания недееспособными).
Деятельность Конституционного Суда по приведению российской правоприменительной практики в соответствие с международными стандартами была поддержана законодателями путём принятия одного из последних законов – Федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» (принят Государственной Думой 21 апреля 2010 года, одобрен Советом Федерации 28 апреля 2010 года, вступил в силу 4 мая 2010 г.). В справке к закону указано, что его принятие «обусловлено необходимостью выполнения требований Европейского суда по правам человека о создании эффективного средства правовой защиты в связи с выявленными системными нарушениями, выражающимися в несоблюдении разумных сроков судопроизводства и исполнения судебных актов».
Однако, чтобы не быть «рецидивистом» нарушения прав человека, любое государство должно не только выплачивать компенсацию и пересматривать конкретное дело в разумные сроки (что уже немало), но и менять внутригосударственную практику по существу, реагируя на прецеденты Европейского суда, в том числе и по решениям, вынесенным в отношении других государств.
Иначе возникает ситуация «замкнутого круга» неоднократного обжалования одних и тех же нарушений, вырваться из которого невозможно из-за бездействия государственных органов. К слову, при рассмотрении дела «Штукатуров против России» Европейский суд «выразил удивление» в связи с неисполнением администрацией медицинского учреждения предписания допустить встречи заявителя с адвокатом, ведущим дело. Администрация, со своей стороны, ссылалась на то, что решения Европейского суда обязательны для «государства в целом», а не для отдельных органов. До тех пор, пока обеспечение прав человека и устранение нарушений не будет руководящим принципом на всех уровнях власти (а не только на уровне «государства в целом», под которым понимается, вероятно, уровень политических заявлений и деклараций), трудно ожидать существенных изменений к лучшему, даже учитывая деятельность по совершенствованию законодательства.
Особенно показательна ситуация с длящимися нарушениями прав, которые государство «не замечает» до тех пор, пока не будет подана конкретная жалоба. В качестве примера можно привести проблему нарушения права цыганских детей на образование, связанную с дискриминацией. В деле «Д. Х. против Чехии» (решение Европейского суда от 13 ноября 2007 года) рассматривалось помещение цыганских учеников в специальные школы для имеющих трудности в обучении, основанное на дискриминационных критериях, доказанных статистически. И, несмотря на то, что Европейским судом была признана дискриминация и нарушение права на образование, коренное решение проблемы не было достигнуто, права цыганских детей по-прежнему нарушаются, в том числе и в Российской Федерации.
Примером дискриминации цыган в другой сфере может служить решение по делу «Стоика против Румынии», в котором нарушение ст. 14 Конвенции было признано в связи с расистскими мотивами незаконных действий представителя власти (избиение офицером полиции заявителя-цыгана), а также последующим бездействием властей.
В прецедентном праве Европейского суда дискриминации определяется как различное обращение с лицами, находящимися в сходных ситуациях, без справедливых на то оснований (например, в деле «Виллис против Соединённого Королевства»). Дискриминация в любых формах несовместима с фундаментальным принципом уважения человеческого достоинства, и власти обязаны бороться с любым проявлениями расизма, особенно связанными с насильственными действиями. И, конечно, особенно опасно проявление расизма со стороны самих представителей государственных органов. Однако подобное в российской практике происходит регулярно: в силу специфики деятельности АДЦ «Мемориал», значительная часть обращений связана с дискриминацией со стороны государственных органов или отдельных служащих (в худшем случае – и с применением насилия, как в деле «Стоика против Румынии»).
Будем надеяться, что после принятия Конституционным Судом рассмотренных постановлений и соответствующего изменения законодательства судам и иным правоприменительным органам будет хотя бы сложнее «отмахнуться» от решений назойливого европейского «ментора», а политика государства будет направлена на обеспечение прав человека хотя бы в силу «невыгодности» постоянного пересмотра решений и выплаты компенсаций.
В лучшем случае, хотелось бы рассчитывать на реальное признание того, что обеспечение и защита прав человека – это не только ещё одно основание для пересмотра решений суда, но и настоящие цель и смысл деятельности всех правоохранительных органов, и в особенности – органов правосудия.
Анна Удьярова