Возможность обжаловать любое действие или решение органа власти или должностного лица в суде — важный институт в исторической правовой практике, призванный гарантировать защиту личности от незаконных действий государства. Эффективность и объективность такой защиты — показатель демократичности и правового характера государства. Если любой человек имеет право обжаловать действия и решения представителей государственной власти, выступая при этом на равных в справедливом и объективном судебном разбирательстве, значит, в обществе действительно существует приоритет личности и ее прав, а государство становится лишь механизмом, выполняющим различные социально значимые функции и подотчетным гражданам. К сожалению, приоритет прав и свобод человека часто оказывается всего лишь конституционной декларацией, когда дело доходит до противостояния личности и государства.
В российской правовой системе оспаривание действий государства во многих случаях оказывается чрезвычайно затруднено. Хотя на законодательном уровне каждому гарантируется возможность обращаться в суд с жалобами на действия органов государства и должностных лиц, закрепленная в Конституции, федеральном законодательстве и оформленное процессуальными нормами, но на практике судебная система часто демонстрирует неготовность признать право человека выступать на равных с государством. Это проявляется и в нарушениях процессуальных норм, и в тенденциозности судебных решений, и даже в стиле общения судей с представителями «ответчиков» из государственных органов (здесь и далее «ответчиками» мы будем называть органы власти и должностных лиц, действия которых обжалуются, противная сторона по заявлениям в порядке гл. 25 ГПК).
Разумеется, суд, что бы ни говорили о независимости судебной власти, в реальности — это, конечно, государственный орган. А значит, он так или иначе встроен в систему всех «вертикалей» и «горизонталей» государственной власти, что не может не влиять на принятие решений. Не случайно один из процессуальных принципов — «никто не может быть судьей в собственном деле» — в делах против государства не работает. «Членство» в государственной корпорации становится фактором, нарушающим баланс прав и обязанностей сторон в процессе, а следовательно — и влияющим на итоговое решение. Другое дело, что при правильном исполнении своих первостепенных функций по осуществлению правосудия и восстановлению справедливости, соблюдении всех процессуальных норм и гарантий возможно добиться максимального равенства сторон в суде и приемлемого объективного решения. Но для российской судебной системы это пока недостижимо.
В практике юриста правозащитной организации дела по обжалованию действий и решений государства составляют, как правило, значительную часть. Почти все нарушения прав человека так или иначе связаны с действиями или бездействием представителей публичной власти. Например, нападения на расистской почве связаны с отсутствием эффективного расследования и выявления таких преступлений сотрудниками правоохранительных органов, нарушение прав детей на образование — с бездействием органов в сфере образования и т.д. Таким образом, для восстановления и защиты прав заявителей часто бывает необходимо обжаловать действия государства — что во многих случаях становится «камнем преткновения» в конкретных делах. Помимо иных процессуальных сложностей в работе юристов НКО (например, выступление в интересах людей, у которых отсутствуют родственники), возникают сложности, связанные с «административным ресурсом» ответчиков — представителей власти.
Специфика судебной практики АДЦ «Мемориал», кроме того, состоит в представлении интересов жертв дискриминации — заявителей из уязвимых групп населения, многие из которых — жертвы непосредственной государственной дискриминации, что делает результат обращения в суд еще более «предсказуемым» в неблагоприятном для заявителей смысле.
Одним из ярких примеров из практики АДЦ «Мемориал» может служить заявление о дискриминации цыганских детей в Тамбовской области, где ответчиками были представители администрации и районных органов образования, а результатом — отзыв заявления под давлением представителей власти, без сомнений утвержденный «независимым» судом.
Другой пример — обжалование антицыганского высказывания мэра Сочи А. Пахомова, которое оказалось фактически невозможным в судах разных уровней Краснодарского края. Высказывание о том, что «цыган и бомжей наобходимо вывозить на стройки и заставлять там работать» стало основанием для гражданского иска заявителя-цыгана, который потребовал возмещения морального вреда, причиненного унижающим его национальное достоинство заявлением должностного лица. Исковое заявление суд принял, но в его удовлетворении, разумеется, было отказано. Помимо фактического отсутствия равноправия сторон в ходе процесса, адвокат истца столкнулась с непреодолимыми сложностями в сборе доказательств: журналисты — свидетели высказывания мэра — отказались свидетельствовать в суде (в личных беседах они признавались, что боятся преследований со стороны мэра и администрации), а телекомпания, показавшая сюжет с этим высказыванием, без объяснения причин отказалась предоставлять копию видеозаписи даже по запросу правозащитной организации.
Те механизмы и процессуальные гарантии, которые предусмотрены в главе 25 ГПК в качестве компенсации очевидно неравного положения сторон, не работают при отсутствии независимого судопроизводства. Так, перераспределение бремени доказывания не помогает заявителям в случаях, когда все их доказательства оцениваются судом как недостоверные или не относимые, а любое доказательство представителей государственных органов фактически имеет заранее установленную силу (в похожих делах, связанных с административным преследованием за участие в массовых мероприятиях, «царицей доказательств» для мировых судей почти всегда являются протоколы сотрудников полиции, даже составленные с «техническими нарушениями», которыми легко признается даже отсутствие подписи составившего протокол сотрудника).
Нужно сказать, что «политический мотив» может проявляться во всех делах, где есть заинтересованность государства, — не только в уголовных и административных, которые являются «традиционным» для не ограниченной законом власти способом преследования оппонентов, но и в гражданских делах, в которых люди по своей инициативе пытаются оспорить незаконные действия власти. В случаях политически мотивированного уголовного преследования нарушаются процессуальные права подсудимых (апофеозом абсурдного судопроизводства в последние месяцы стало дело группы «Pussy Riot», нарушения в ходе рассмотрения которого подробно обсуждались всеми заинтересованными «в прямом эфире» и в социальных сетях). А в случаях гражданских дел с «политическим мотивом», менее привлекающих внимание в связи с меньшей «остротой» последствий, нарушаются процессуальные права заявителей, выступающих против государства и его органов. В ходе рассмотрения дел возникают сложности в сборе и представлении доказательств (например, судья имеет возможность произвольно отказать заявителю в ходатайстве об истребовании доказательств у ответчика, и в этом случае заявителю, скорее всего, не удастся получить те или иные документы от государственного органа, а следовательно — доказать нарушение своих прав). Часто судьи произвольно толкуют законодательство (например, судья Смольнинского районного суда Санкт-Петербурга в ходе процесса по делу об обжаловании незаконных задержаний неоднократно заявляла, что руководство МВД города не несет ответственности за действия сотрудников полиции).
При этом заявлять отвод судье даже в случае явной необъективности бесполезно, так как, рассматривая собственный отвод, судья очевидно не найдет его обоснованным. В таких условиях институт отвода приобретает иной смысл — он может быть использован как информационный повод для привлечения внимания общественности к нарушениям судьи, что, конечно, не способствует возникновению хоть какого-то доверия общества к судебной системе. Так, в деле «Pussy Riot» адвокаты подсудимых заявляли отвод семь раз, что само по себе, конечно, вряд ли может считаться оптимальным процессуальным решением и явно использовалось в целях привлечения внимания и своеобразного «бойкотирования» процесса.
Еще одной негативной практикой по делам об оспаривании действий и решений органов государственной власти становится «специализация» районных судей, которым передаются дела против государства. Адвокаты рассказывают о случаях, когда дела, первоначально распределенные другому судье, уже после передаются для рассмотрения «правильному» судье — «специалисту» по принятию предсказуемых решений.
В таких условиях, конечно, добиться решения в пользу заявителей очень сложно. Возможность обжалования любого действия чиновника в суде из эффективного механизма системы «сдержек и противовесов» в отношениях между личностью и государством превращается в очередную формальную инстанцию, бесполезную «жалобную книгу» для жертв нарушений. А государственные органы и должностные лица в России, регулярно нарушая права и свободы человека, пользуются при этом неоправданным неформальным «судебным иммунитетом».
Анна Удьярова