С Артуром (имя изменено) я познакомилась, когда ему было 19 лет – и он весь сиял белозубой улыбкой, белоснежной рубашкой, иссиня-черными волосами и прекрасным смуглым лицом. Артур познакомил меня со своей цыганской семьей – добрыми родителями, красавицами-сестрами, племенниками. Все они жили дружно, весело и бедно.
В семье соблюдались «цыганские традиции» – праздновались все положенные праздники, женщины одевались в длинные юбки, мужчины разбирались в лошадях, держали скот. Артур в этой среде несколько выделялся – охотно помогал маме по хозяйству, не мог есть приготовленную из забитой домашней скотины еду, как-то раз отпустил на волю ежика, которого поймали в лесу, чтобы приготовить традиционное цыганское блюдо. Чувствительность и отзывчивость его проявилась и в понимании несправедливости в человеческом обществе, исключённости цыганской общины из жизни родного города, дискриминации. Не знаю точно, когда именно он понял, что и среди своих – среди этого исключенного и дискриминируемого меньшинства – он обречен на непонимание и неприятие из-за своей сексуальной ориентации. Артур переехал в большой город, стал общаться с другими людьми – но и в среде ЛГБТИ он оставался особенным человеком: другим по виду, другим по происхождению, другим по своим привычкам и ценностям. Артур всегда оставался меньшинством в меньшинстве: когда искал поддержки и понимания у родителей – любивших его всей душой, но не могущих переступить через грандиозное давление традиций, которые заменяют в их среде все прочие регуляции жизни, и когда пытался интегрироваться в жизнь российской столицы, где, как он с горечью признавался мне, в его экзотической внешности видели «клубничку», пытались эксплуатировать, но не ценили как личность.
Мучительная раздвоенность между двумя трудно совместимыми идентичностями встречается не так редко: близкие и важные гею-цыгану или иудею люди не готовы обычно принять человека во всем, каждый тянет в свою сторону, действуя, как ему кажется, из лучших побуждений. Другой с детства знакомый мне мальчик предпочел порвать со своей цыганской семьей, отвергнуть родственников, столь жестко не принимавших его сексуальную ориентацию, уйти в другой мир, постараться даже забыть родной язык. Это не очень просто вообще, а если на каждом шагу в бледноликой стране твое лицо вызывает вопрос – «ты кто?», – это и вовсе мучительно.
Наиболее прогрессивным людям нашего времени часто проще принять в человеке особенности СОГИ, чем верность своему происхождению. И это касается не только самого ЛГБТИ-сообщества – в целом, современные люди не всегда готовы увидеть проблему в невозможности оставаться верным традициям своей общины и в то же время открыто декларировать инакость своей социальной ориентации или гендерной идентичности.
Традиционное (иногда религиозное, иногда – нет) сознание представляется дремучей и вредной глупостью, врагом свободы выбора, прогресса и культуры. Но что считать свободой выбора и что считать культурой? Мне приходилось жестко полемизировать с людьми, осуждавшими цыганских активисток за ношение традиционных длинных юбок. «Как они могут говорить о правах человека и о правах женщин, а сами носить эти страшные старинные одежды?», – восклицали дамы в пиджаках и коротких юбках – самом, на мой взгляд, неудобном и непрактичном виде одежды, который, однако же, считается не просто допустимым, а единственно правильным на «деловых» встречах.
Думаю, много больше смелости в отстаивании своего выбора, своей культуры и идентичности требуется, чтобы прийти на такие встречи в длинной юбке, чем в официальном «бизнес-клоуз»… Часто мы, правозащитники, убеждены в своей правоте не меньше, чем люди с «традиционным сознанием», и также – если не более – нетерпимы.
Как-то раз в нашей организации Антидискриминационный Центр «Мемориал проходил двухдневный Круглый стол на тему проблем компактных цыганских поселений, собрались почтенные лидеры общин. Первый день мы обсуждали их насущные проблемы – легализацию построек, дороги, воду, свет. Перед ужином я всех предупредила: завтра мы будем говорить о дискриминации ЛГБТИ в закрытых общинах, если кто-то не одобряет этой темы – прошу не приходить, но кто придет, не должен позволять себе ни оскорблений, ни осуждения меньшинств. С волнением шли мы на второй день в офис, опасаясь, что будет мало участников. Однако, к нашей радости, все приглашенные уже сидели на своих местах – в парадных костюмах, с нейтрально-доброжелательными лицами. Круглый стол прошел прекрасно – выступили эксперты, состоялось обсуждение, старейшины все спокойно выслушали и разошлись. После мероприятия я обменялась впечатлениями с одним из участников – ромом и открытым геем: меня удивило, что «бароны» так спокойно приняли нашу тему, даже проявили явную заинтересованность, не скрывая ее ни от нас, ни друг от друга. «Что же вы думаете», – ответил мне Михаил, – «если ты барон большого табора, разве можно не знать, что бывает?». Опыт, знание жизни, понимание, что надо принимать людей в их разнообразии и находить формы мирного сосуществования, помогли нашим «баронам» проявить себя много терпимее, мудрее и любознательнее иных дипломированных правозащитников. Хотелось бы, чтобы и их самих – с их особенностями поведения, внешности, жизненного уклада, культуры и выбора своего пути – принимали и понимали, не загоняя в какие-либо жесткие форматы «соответствия норме».
Людям, борющимся с дискриминацией, важно понимать, что мы имеем дело с широким спектром проблем, от права на однополую семью до права на ношение хиджаба. Эти права только на первый взгляд порой противоречат друг другу. На самом деле, всё просто: каждый человек – независимо от своего происхождения, пола, этничности, культуры, религии, сексуальной ориентации или гендерной идентичности – должен иметь доступ ко всем тем правам, что и все остальные люди, ближние и дальние. Современное европейское законодательство близко подошло к фиксации этого принципа (что «все рождаются равными в правах», ст.1 Всеобщей декларации прав человека) в своих законах. Но в одном этот принцип еще очень далек не только от реализации на практике (на практике даже в Европе еще масса проблем с дискриминацией), но и от законодательного оформления: люди рождаются далеко не равными в правах, если они рождаются с разным гражданством. Гражданство любой из стран Европейского Союза дает много больше прав – и на выбор идентичности, и на свободу передвижения, и на социальную защиту, – чем гражданство более южных или восточных частей мира. С этой несправедливостью также необходимо бороться – дети не выбирают, с каким гражданством они рождаются.
Стефания КУЛАЕВА,
оригинал на английском для журнала Destination>>EQUALITY, осень 2016 сети ILGA-Europe