Обратная связь Решение, вынесенное апелляционной инстанцией, шокировало дунганскую общину Казахстана: из зала суда были освобождены четверо погромщиков, участвовавших в поджогах и мародерстве (огромный ущерб, по словам представителей дунган, не был возмещен, он рассматривался в гражданском судопроизводстве). Реальный срок 5 лет лишения свободы был им заменен на условный. В то же время трое дунган, осужденных к такому же сроку заключения, никакого снисхождения не получили, хотя они были вынуждены обороняться от погромщиков и защищать свои семьи.
Один из них, Исмар Хижин, в последнем слове говорил: “Во время следственных действий и судебного следствия я нахожусь уже год в следственном изоляторе, и я понимаю, как этот трудно – находиться под стражей. Прошу вас не лишать меня свободы. У меня 5 несовершеннолетних детей и родители. Они каждый день ждут меня и спрашивают: «Когда ты придешь домой?» Я им говорю: «Скоро, скоро».”
Еще одному дунганину, Эрсе Даурову, апелляционный суд снизил срок с 16 до 10 лет. Он обвинялся в стрельбе по полицейским, хотя адвокат представил доказательства того, что это было технически невозможно. В последнем слове Эрса Дауров сказал:
“…у нас была одна цель – сохранить жизнь своей семьи. В тот день я был очень напуган за свою жизнь и за жизнь членов моей семьи. И это стало причиной, по которой я вышел из дома. Господин судья, у меня не было оружия, и я не стрелял. Я готов понести наказание за то, что я совершил, но я не стрелял. Прошу вас в отношении меня принять справедливое решение”.
И пресса, и адвокаты жаловались на техническое обеспечение апелляционного процесса: журналистам не сообщили о времени заседаний, поэтому не все смогли вовремя прибыть; интернет-связь не была обеспечена должным образом, звук был очень плохой; адвокатов всякий раз досматривали.
Защитники дунган настроены бороться за справедливость до конца, даже в случае относительно мягких приговоров. Адвокат Болот Омаров, чьи подзащитные получили условные сроки, заявил, что готов отстаивать их невиновность в вышестоящих инстанциях. Он убежден, что они противостояли погромщикам, не превышая необходимой самообороны, и фактически выполняли работу полиции, которая не могла справиться с толпой нападавших.
Суд не проявил снисхождения к Щимару Сангую – его обвиняют в убийстве погромщика, и наказание – 16,5 лет заключения – оставлено в силе. Обвинение строится, в числе прочего, на показаниях другого подсудимого, который признался, что оговорил Сангуя под давлением следователей. За время следствия и суда умерли мать и жена Сангуя, а сам он запомнился всем, кто следил за процессом, своим эмоциональным последним словом:
“Уважаемый суд, страна, которую я любил и за которую я был готов отдать жизнь, сегодня делает из меня убийцу. Господин судья, почему я должен отвечать за то, чего я не совершал? Чего боится следствие? Покажите видео, где на заправке якобы зафиксировали меня. Нету его! Я сказал, что не боюсь его – но этого видео нет! Покажите обыск моего дома, где зафиксированы мои вилы – нет его! А это главное доказательство, которое мне предъявляют. Почему следствие боится показать его? … Я целый процесс доказываю, что меня не было на месте преступления. Приговор не может быть построен на предположении. … Я там не был. Одна смерть – это горе всего казахского народа, к которому я присоединяюсь. Но я к этому убийству непричастен. Поэтому прошу суд не предавать меня системной мясорубке и всеми неправдами закрыть дело и глаза. … Моя семья верит вам, каждый день молится, чтобы вы шли по правильному пути. Я нахожусь в тюрьме уже год. Много писал, много читал на русском и на казахском, повысил чуть-чуть своё знание. До задержания я плохо знал казахский и русский, но в процессе учусь. Я учился на дунганском, думал на дунганском, мысли доносил на дунганском, поэтому читаю плохо по-русски, так как все мысли – на дунганском. Следователь воспользовался нашим незнанием, так как всю жизнь я был крестьянином – в руках держал только лопату, тяпки и вилы, а не книгу. И мне тяжело понимать, почему я сижу на скамье подсудимых. В ваших руках вынести справедливый приговор. Я и все, весь наш народ ждём этого”.
Адвокат Алия Жаманбаева продолжает доказывать невиновность Сангуя: она указывала на несостыковки в экспертизах и на то, что раны, нанесенные убитому, не соответствуют фигурировавшему в деле орудию преступления. Не будучи услышанной судом, она предает свои выводы широкой огласке, надеясь, что суды более высоких инстанций примут их во внимание. Ситуацию с судом по кордайским событиям она назвала “корпоративным заказом”, где следствие и сторона обвинения не могут признать своих ошибок и допустить оправдания подсудимого.
О результатах суда резко высказался глава дунганской ассоциации Казахстана Хусей Дауров:
“Вот такой у нас суд и такая наша справедливость по-кордайски или жамбульски… Большинство преступников и бандитов, устроивших эту самую большую трагедию в истории нашей страны, которые разграбили и подожгли мирные села, остались безнаказанными или оправданными. Не сигнал ли это бандитам и преступникам, что безнаказанно можно грабить, убивать и поджигать другие села и дома? Что нам делать? В верховный суд обращаться? Или в международные суды? Или к Президенту страны Токаеву К.К., гаранту Конституции РК, который обещал, что преступники будут наказаны, а ущерб будет восполнен? … Соответствует этот приговор напутствию и словам Президента? Будет ли способствовать этот приговор миру и согласию в Казахстане?”
Нельзя не приветствовать, что в последнее время власти Казахстана заявляют о своей приверженности правам человека: это и заявка на членство страны в Совете ООН по правам человека на 2022-2024 гг., и учреждение в апреле 2021 года должности Спецпредставителя Президента РК по международному сотрудничеству, и совсем недавний официальный визит этого Спецпредставителя Ержана Казыхана в Женеву и его встреча с Верховным комиссаром ООН по правам человека, и утверждение 11 июня 2021 года Плана первоочередных мер в области прав человека. К сожалению, План не содержит темы гармонизации межнациональных отношений, что говорит о непризнании проблем, связанных с дискриминацией по этническому признаку. Однако такие трагические события, как кордайский погром, требуют от властей Казахстана правильного реагирования на них, а от правоохранительных и следственных органов и судов – непредвзятости и последовательности.
Суд по кордайским событиям вызывает аналогии с другим процессом, недавно закончившимся в России, – над цыганами, привлеченными к ответственности за драку и последовавшую гибель человека в селе Чемодановка (Пензенская область). Ситуация очень похожа на кордайскую: бытовой конфликт, обстоятельства которого толком не расследованы, на фоне общей ксенофобии перерос в межэтническое столкновение, закончившееся бегством сотен ромских жителей села. Однако и расследование, и приговор здесь были еще более однобокими, чем в Казахстане: если некоторые погромщики дунганского села все же были выявлены и привлечены к ответственности (среди 57 подсудимых было 43 погромщика, а оборонявшихся от них дунган – 14), за драку в Чемодановке преследовались и впоследствии были приговорены только цыгане. 28 человек больше двух лет – и это во время пандемии! – сидели в ужасных условиях СИЗО. В результате один из них был оправдан, а 25 были отпущены из зала суда, поскольку под следствием они отсидели дольше, чем назначенный им срок наказания. Самые большие сроки – 7 и 10 лет колонии, – получили Павел Яненко и Николай Юрченко. Последний утверждал, что признался в убийстве под пытками, во время следствия и другие фигуранты говорили о пытках, в марте этого года все 28 человек объявляли голодовку. Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации запрашивал об этом власти России. Однако сообщения о пытках расследованы не были, как и то, что во время драки цыгане тоже пострадали. Как пишет журналист “Новой газеты”, “публике дали то, чего она ждала”. Это тоже своего рода “корпоративный заказ”: приговор суда стал торжеством широко распространенной ксенофобии.