В условиях затянувшихся предвыборных кампаний и роста гражданской активности масс в публичном пространстве все чаще стали обсуждаться актуальные проблемы — коррупция, произвол бюрократии, кумовство, недостатки экономической политики, имущественное расслоение и неравенство и многие другие. Одним из наиболее востребованных в дискуссии оказался и так называемый «русский вопрос». Политики, блогеры, общественные и религиозные деятели, писатели, журналисты и публицисты наперебой подчеркивают его остроту и сложность, не утруждаясь в процессе сгущения красок уточнить, что же он собой представляет. Тем не менее, стараниями тысяч ньюсмейкеров «русский вопрос» приобретает первостепенную важность: его снова и снова обсуждают на самых разных уровнях — от высот политической элиты до широт социальных сетей. Попробуем и мы разобраться в «русском вопросе».
Типичное повествование о «русском вопросе» в популярных СМИ и речах правых политических деятелей выглядит примерно так: утверждается, что русский народ испытывает тяжелый кризис и близок к полному исчезновению, русский язык и культура повсеместно утрачивают свои позиции, в результате «вредного воздействия» популярной культуры западного типа размывается национальное самосознание, разрушаются традиционные семейные и религиозные ценности. Нам не устают напоминать, что для русских характерны негативные демографические тенденции, смертность (от алкоголя и болезней) превышает рождаемость, в Центральной России вымирают города и села, а на место бегущего от нищеты и безработицы русского населения постоянно прибывают мигранты. Подчеркивается, что власти поддерживают национальные диаспоры и финансируют «национальные республики», особенно Северный Кавказ, вместо русской глубинки. Упадку и кризису находят и псевдонаучные обоснования: так, фантастическая концепция Л.Н. Гумилева гласит, что русский этнос якобы исчерпал себя и вступил в завершающую фазу существования.
Похожие рассуждения можно встретить повсюду, особенно после событий декабря 2010 года, когда бытовая драка стараниями националистических активистов вдруг обрела ореол межэтнического конфликта, завершившись фашистскими маршами. За одной стычкой последовали другие «конфликты на национальной почве», требовавшие комментариев. Так, на фоне нарастающего политического кризиса, частого воспроизведения в СМИ плохо понятых ксенофобских штампов, обострения на «межэтнической» почве — риторические изыски националистических активистов, этнополитические заявления властей, приказавших народам «уважать друг друга» и «вести себя прилично» на чужой территории, вылились в «русский вопрос». Вовремя подоспел ставший уже традиционным предвыборный правый популизм, которым воспользовались как правящие круги и политические партии, так и несистемная оппозиция, и вот уже от защитников русского народа зарябило в глазах, и политическая борьба обрела ощутимый этнический оттенок. Предвыборной кампании был дан «русский» старт.
Постановка «русского вопроса» намеренно задает его обсуждению этнический характер, обращая наше внимание на специфически «русские» проблемы. Но имеет ли в действительности «русский вопрос» это этническое измерение?
Очевидно, что нет: их социально-экономическая и политическая природа, общая для всего постсоветского пространства, бросается в глаза. От этнических чисток пострадало не столько русское, но прежде всего осетинское, ингушское, абхазское, грузинское, молдавское, таджикское, чеченское, армянское и азербайджанское население. Среди беженцев и переселенцев из горячих точек были не только русские, но и представители множества других народов. Системной дискриминации в постсоветских государствах подвергаются представители не только русского меньшинства, но и множества других этнических групп, не принадлежащих к «титульному» населению. От социально-демографического кризиса страдает все население стран бывшего СССР: сокращение численности жителей наблюдается не только в России, но и в странах Прибалтики и Кавказа, Украине, Белоруссии, Молдавии, где оно принимает более угрожающие формы. Повсюду активизировались миграционные процессы, центром притяжения которых становятся крупные города — в них легче найти работу. При этом удельный вес русских в Российской Федерации остается прежним, в отличие от многих других этнических групп (таких, как украинцы, белорусы, карелы, мордва, удмурты и др.), стремительно теряющих в численности. Нехватка финансирования учреждений культуры и системы образования — проблема всех россиян без исключения, при этом этнической идентичности русских и русскому языку как государственному на всей территории Российской Федерации и широко распространенному во всех постсоветских странах забвение объективно не угрожает — слишком велико его международное значение.
Почему же вместо решения (или вместе с ним) насущных социально-экономических требований, осуществления прав человека, принципа недискриминации и демократических реформ нам предлагается обратить основное внимание на «русский вопрос», имеющий преимущественно этническое измерение? Интересно, что рассуждения о необходимости административной поддержки именно русских практически всегда сопровождаются ксенофобской и дискриминационной риторикой. Образ врага готов: оказывается, «русских нужно защитить» от иностранцев и представителей других этнических групп, людей нетрадиционной ориентации, сторонников толерантности и равноправия и, конечно же, от властей. Становится ясно, что специфика «русского вопроса» имеет расистскую, ксенофобскую и правоэкстремистскую природу. Действительно, сплошь и рядом апологеты «русского вопроса» оказываются популистами-политиканами крайне националистических взглядов, замеченными в пропаганде межнациональной вражды и совершении преступлений на почве ненависти. Отсюда и предлагаемые этими «защитниками» способы борьбы с врагами народа: закрытие границ и ужесточение миграционной политики, усиление цензуры и искоренение толерантности и либеральных ценностей, расширение полномочий полиции и государства в борьбе с инакомыслием, пропаганда расовой чистоты, политика насильственной ассимиляции, репрессии в отношении инакомыслящих… Ужесточение, насилие и репрессии — для реализации такой содержательной программы не обойтись без фашистской диктатуры.
Любопытно, что националисты, на словах критикующие этнократию власти в национальных республиках — субъектах РФ, на деле предлагают как раз этнократию и трайбализм. Националистические «эксперты» и разномастные «представители русского народа» — частые гости на съездах диаспор и национально-культурных автономий, посвященных вопросам «этнической политики» и межнациональных отношений. На этих съездах «защитники русского народа» выступают за введение этнической иерархии в масштабах Российской Федерации, призывая дать русским статус государствообразующего этноса. Именно опираясь на такой статус русского большинства, националисты планируют прочно осесть во власти в качестве «выразителей интересов русского народа» — читай, самих себя — и паразитировать на присвоенном себе высоком статусе. Например, националиста Д.Демушкина в его требовании предоставить русским статус титульной нации поддержали парламентарии Чеченской республики. В борьбе с мнимой дискриминацией русского народа его самозваные «представители» — националисты — предлагают возвести в принцип сегрегацию и дискриминацию граждан по этническому признаку.
Пропаганда «русского вопроса» — всего лишь способ навязать большинству населения России роль этнической жертвы, комплекс неполноценности и ущербное самосознание. Разжигая межэтническую вражду, националисты пытаются влезть во власть под лозунгом «защиты русского народа», и если им это удастся, комплекс обиженного народа, нуждающегося в защитниках, сработает против нас же самих: из воображаемой жертвы мифических врагов русский народ может превратится в реальную жертву нацистской диктатуры.
Андрей Якимов