Эта книга — настоящее событие. Книга задумывалась автором как воспоминание внука о деде, а получился рассказ-эпопея о народе, о времени, о культуре цыган-кэлдэрарей, об их нелегкой судьбе, об их прошлом и настоящем.
Автор на титульном листе представлен и как О. Н. Петрович, и как Мурша — сын Ристы и Лены, внук Григория и Дарьи. Так с самой первой страницы читатель знакомится с раздвоенным и все же единым миром цыган-кэлдэрарей, или котляров. Не только Олег Петрович — он же Мурша — оказывается обладателем двух имен: у многих обитателей поселков-таборов по два имени — русское (то, что в документах) и цыганское — настоящее. Разумеется, настоящее имя — это то, которым тебя называют все, кто знает тебя лично. А документы — лишь уступка жестким требованиям времени. То же касается и фамилии. Из книги мы узнаем, что дед Мурши Григорий носил фамилию Фэд-Фрумос, да и его старший сын Риста, родившийся до ареста отца в лихие сталинские годы, был поначалу Фэд-Фрумосом. Лишь после войны вернувшийся из лагерей Григорий решил принять другую, случайную фамилию, чтобы избежать повторного ареста. Так и он, и все его потомки стали Петровичами. Олег-Мурша — из первого поколения тех, кто уже родился с такой фамилией. Разумеется, для его самоопределения много важнее происхождение — имена родителей, деда и бабки.
И все же автор этой книги — не народный сказитель из тех, что из века в век передавали детям и внукам рассказы о прошлом их семей. Книга — литературное произведение, так же отличающееся от сказаний и былей у костра, как портрет автора — современного делового человека — от старых семейных фотографий кочевых цыган. То, что рассказывается в книге, близко и понятно многим цыганам-котлярам, как из родного автору и его деду племени сапорони, так и другим — часто упоминаемым в книге — михаэщам, дэмоням, добружаям и прочим. Особенно старшим, тем, кто еще помнит события и самый быт цыган ХХ века.
Но для многих других читателей, незнакомых или мало знакомых с традициями и образом жизни этого народа, книга станет настоящим открытием. Впервые в русскую литературу вошла жизнь самого закрытого из цыганских сообществ, став доступной для понимания каждого грамотного человека.
Книга писалась в поучение детям и внукам, но писалась по-русски, и изданная — пусть маленьким тиражом — стала общим достоянием. И в этом ее главное отличие от тех живых и ярких, но, к сожалению, не выдерживающих испытаний временем рассказов, которые слышат младшие от старших в каждой цыганской семье. Тут мне хочется вспомнить слова котляра Маугли из небольшого, но гордого племени кумбоёней, сказавшего мне как-то: «Трагедия моего народа в том, что мы не можем разделить наш талант с человечеством, а только с нашими детьми».
Мурша, внук Григория, смог. Смог благодаря грамотности, труду и своей огромной любви и благодарности деду, чью мудрость, терпение и верность своему народу он прославил в книге «Барон табора сапоррони». Но рассказ о жизни Григория интересен и поучителен не только как памятник благородству этого барона. Для нас — посторонних читателей — важнее историческая и литературная ценность этого произведения. Ведь это уникальное историческое свидетельство: со слов очевидцев и современников автор передает нам нигде более не нашедшие отражения рассказы — о кочевой жизни, о войне, о репрессиях цыган в 1930-е годы.
В книге детально описывается быт кочевых цыган, то, как выбирали место для стоянок, как ставили палатки (шатры), как переезжали с места на место в кибитках, как праздновали праздники, поминали умерших, разбирали споры и разрешали конфликты на цыганском суде, называемом «крис».
Рассказывая о жизни конкретных людей — своих родственников, — Петрович дает яркие зарисовки реальных событий, позволяющие воссоздать картину традиционной, но в то же время разнообразной цыганской жизни во всей ее полноте. По-разному, например, описывается скромная свадьба людей, вступающих уже не в первый брак, и грандиозное торжество по случаю женитьбы молодого сына барона. Так, женитьба вдовца — брата Григория Брэтьяно — на разведенной Лолли не потребовала больших хлопот и затрат: «Родственники встретили сватов гостеприимно. Приняли подношение, накрыли скромный стол. У цыган в те времена стол заменяла клеенка или отрезок материи, натянутый на пол. Люди садились в позе мусульман или индейцев (по-турецки. — С. К.). Вокруг стола начиналось гулянье. К концу дня в дом Брэтьяно вошла новая хозяйка».
Гораздо сложнее оказалось женить старшего сына Григория Ристу, в жены которому отец выбрал молодую красавицу из табора мигэешти. Дело в том, что вопрос о браке детей решался их родителями, но договариваться заранее не полагалось, что ставило в трудное положение и сватов (отказ опозорил бы их), и родителей невесты — не согласившись принять предложение, они были бы вынуждены оплатить расходы сватов, что порой оказывалось просто невозможным для бедных семей: «Раньше было дурным тоном спрашивать разрешение. Любой уважающий себя отец не давал согласия. Ко всему “задевал” в присутствии людей, намекая на “слабоумие”… Иногда родители невесты обливали водой незваных гостей, а то и забрасывали золой из-под печи. Не предполагая агрессивности и непоколебимости свата, набиралась группа молодых и здоровых людей (подобие спецназа), с тем чтобы проникнуть в дом и внести несколько бутылок. Сдаваясь, хозяева впускали гостей… Если хозяину удавалось не позволить войти в дом (не могла проникнуть даже бутылка пива), он отказывал сватам в выдаче дочери и не платил ни копейки. Если же сваты проникали в дом и приносили угощение и алкоголь для стола, то при отказе в выдаче дочери отец невесты выкладывал на это мероприятие пятьдесят процентов затраченных денег. Гости оставались при любом раскладе».
Внезапное сватовство заканчивалось по-разному: если сватая невесту старшему сыну Ристе, Григорий сумел преодолеть сопротивление родителей и успешно породниться с ними, то пытаясь женить младшего сына, он столкнулся с категорическим отказом, причинившим боль и ему, и его старому другу — отцу несостоявшейся невесты. Так, старинные цыганские обычаи, нередко помогавшие улаживать конфликты и предотвращать обиды, порой способствовали их возникновению.
Интереснейшим образом — в лицах — воспроизводится в книге цыганский суд — крис, собиравшийся для разбора самых спорных и чреватых серьезными последствиями разногласий.
Сцены больших сходок, на которые прибывали все уважаемые люди из окрестных таборов, чтобы выслушать обвинителей и обвиняемых и принять мудрое решение, напомнят, возможно, современному читателю древнерусское вече — всеобщий сбор жителей города для решения самых важных вопросов.
Решение такого суда принималось (и теперь еще принимается) как обязательное к исполнению для всех сторон. Институт цыганского суда позволял цыганам на протяжении столетий избегать привлечения внешних сил (милиции, прокуратуры) для обеспечения торжества справедливости и сохранения мира.
В наши дни, когда традиционная профессия цыган-котляров — лужение — все менее востребована и, к сожалению, уходит постепенно в прошлое, особенно интересно читать о том, как всего несколько десятилетий назад котляры успешно применяли свои профессиональные навыки в производстве полезных агрегатов, например сатураторных установок для газированной воды: «Система была очень трудной. Не имея специальных организаторских способностей, образования, “окручивать” директоров заводов и фабрик, имевших высшее образование, заключать договора. По выполнении работ оказывалось делом техники и красноречия выбить деньги наличными, а не перечислением на расчетный счет. У заказчиков не возникало претензий к качеству». Поэтому все бюрократические препоны удавалось преодолеть, цыгане получали работу «налево» и неплохо жили. Черной работы эти люди не боялись и себя не жалели. Вот как описывается героический труд отца автора Ристы: «Работа по лужению сатураторных установок выполнялась во дворе одного крупного завода… Стоял жаркий летний день, плюс тридцать по Цельсию. Ко всему жара от костра. В общем, пекло невыносимое! В сапогах ноги Ристы от костра просто “закипали”. И он решил проблему следующим путем — поставил корыто с водой и запрыгивал в него прямо в сапогах в момент, когда задвигал установку для нагрева на костер, превратив работу в целое шоу, что привело в изумление директора, наблюдавшего из окна». Позже инженер завода передал мастеру Ристе слова директора: «Если бы мои рабочие так работали, мы по всей стране вышли бы в передовики!»
Много необычного и интересного узнаем мы о цыганах-котлярах из книги Олега Петровича. Обо всем в одной статье не расскажешь. Лейтмотивом книги можно назвать тему страдания и выживания: цыганский народ, как птица Феникс, возрождался после каждого несчастья, каждой, казалось бы, непоправимой беды. В другой раз мы еще вернемся к этой теме — к тому, как сумели котляры выжить в годы войны, в эпоху репрессий, как выручали они друг друга и как сохранили себя в самые тяжелые времена.