Здравствуйте, дорогая редакция! Недавно по 1-му каналу я посмотрела телешоу «Пусть говорят», где рассказали историю одной многодетной цыганской семьи. Эта передача меня очень взволновала, поэтому я решила написать вам письмо.
Вкратце сюжет такой: цыганский житель среднеазиатской республики отправился на заработки в Россию и взял с собой 5-летнего сына. С отцом случилось несчастье, мальчик попал в детский дом. Воспитательница очень привязалась к ребенку и решила его усыновить — как говорится, мир не без добрых людей. Но в это время настоящая мать мальчика разыскивала сына. Помогала ей в этом сердобольная соседка, которая, не жалея сил и времени, собирала сведения о потерянном ребенке. Я не буду описывать, как ей это удалось, но она нашла мальчика. После долгой разлуки мать и сын встретились в телестудии. Мне не передать, как потрясла меня, да и не только меня, сцена встречи дорогих и близких людей, любящей матери и сына. Постарайтесь представить себе всю боль и горечь разлуки, и тогда вы поймете, какое счастье они испытали.
Но дальнейшее развитие передачи меня потрясло еще сильнее. Некоторые участники ток-шоу стали говорить о том, что отдавать ребенка матери не нужно, а надо оставить его у женщины, которая хочет его усыновить. Мол, она сможет дать ребенку то, что не сможет дать хотя и любящая, но малоимущая многодетная родная мать. Эта женщина обеспечит его материально, даст хорошее образование и т. д. Когда я смотрела на мальчика, сердце мое разрывалось от боли. Мне так хотелось закричать этим людям: «Не делайте этого ребенка еще более несчастным! Он и так страдал пять лет в разлуке с родной матерью. А вы, чужие люди, хотите распорядиться и без того нелегкой судьбой ребенка». Еще больше меня возмутило, когда ведущий задал вопрос растерянному и заплаканному мальчику: «С кем ты хочешь жить — с мамой в цыганском таборе или с приемной мамой, которая тебя всем обеспечит?» Мне кажется, что выносить такие личные и серьезные вопросы на обсуждение в ток-шоу нельзя.
История этого мальчика напомнила мне о моем собственном детстве. Я сама цыганка. Семья моей мамы была многодетной, я была девятым ребенком — самой младшей. Когда отец умер от воспаления легких, мне было неполных четыре года. Маме пришлось уехать на заработки, и нас воспитывала бабушка. Работники РОНО решили забрать у нее маленьких детей и определить их в детский дом. Бабушка бросалась в ноги чиновникам, умоляя не разлучать ее с внуками. Но чиновники, как и в случае с тем мальчиком, решили, что детям лучше будет в детском доме, где они получат все, что не может им дать малоимущая бабушка. Они не хотели понять, что смысл существования этой женщины был в ее внуках. Во время войны она потеряла старшего сына, теперь заболел и умер ее младший сын. И она считала своим долгом вырастить и воспитать внуков. В этом был смысл ее жизни. Могу себе представить, как тяжело ей было, когда нас увозили из родного дома.
Но время шло. Я пошла в школу. С моими старшими братьями нас разлучили, и мы ничего не знали друг о друге. Мы были разбросаны по разным районам, по разным детским домам. Не знаю, каким образом моим братьям удалось вырваться из детских домов, но они вернулись домой. И мама, и бабушка, и братья — все вместе они были счастливы и мечтали только о том, чтобы разыскать меня.
Так как я воспитывалась с четырех лет в детском доме, естественно, я забыла свою семью. У меня была любимая кукла Люся, много игрушек, любимая воспитательница Любовь Константиновна, хорошие учителя, трехразовое питание, уют и тепло. Но как я завидовала детям, которым приходили письма, открытки, приезжали родители! Я, конечно, о таком и не мечтала. Меня, как и того мальчика, приметила врач-фтизиатр, работавшая в поликлинике, куда на обследование водили детей из нашего детского дома. Ее звали Неля. Она навещала меня, приносила большие пакеты с гостинцами и подарками и всякий раз спрашивала, чего мне еще хотелось бы. Но я ничего не хотела, так как в школе-интернате у меня было все, что нужно ребенку 8–9 лет, — все, кроме материнской любви и тепла. Однажды Неля пригласила меня к себе в гости. Я узнала, что она замужем, у нее есть отец. Оба они моряки дальнего плавания. Она сказала, что хотела бы, чтобы я жила в их семье, и спросила, хочу ли я, чтобы она меня удочерила. Я категорически ответила: «Нет!» Она очень удивилась: ведь она так старалась делать все, чтобы я ее полюбила, захотела бы уйти из интерната и жить в нормальной, обеспеченной семье. И тогда я с дрожью в голосе сказала ей, что очень ее люблю, но уверена, что у меня где-то есть мама и папа и что они любят и ищут меня. И если они меня не найдут, то, когда я вырасту, я сама их разыщу и никогда ни в чем не упрекну, потому что я люблю их. Так и случилось. Я все-таки нашла своих родных.
Конечно, мне, выросшей и воспитанной в детском доме, было очень трудно принять моих цыганских родственников такими, какие они есть: с их традициями, укладом жизни. Но родственная любовь помогла мне преодолеть эти препятствия. Я полностью приняла свою семью и постаралась сделать так, чтобы и они меня приняли. И хотя многие из традиций цыганской жизни мне кажутся устаревшими, несовременными, я их уважаю, так как это традиции моих предков.
Иногда я себя спрашиваю, как бы я поступила, если повернуть ленту жизни назад? Несомненно, изменить я ничего не хотела бы. У нас, цыган, есть пословица, которая мне очень нравится: даже капля крови тяжелее ведра воды. Это значит, что человек должен ценить своих родственников, свой народ и его традиции. Я считаю, что преступно разлучать ребенка с родной матерью, какими бы благими намерениями это решение ни оправдывалось. Ведь все знают, что большинство детдомовских детей мечтают разыскать своих родителей. И какая бы ни была их родная мать, она для них самая лучшая и самая любимая.
С уважением, А. С.