Обратная связь 25 ноября 2011 года, когда стало известно о вынесении в Беларуси сурового политически мотивированного приговора Алесю Беляцкому, вице-президенту Международной федерации за права человека (FIDH) и главе правозащитного центра «Весна», акции солидарности с осужденным правозащитником и протеста против политических репрессий прошли в разных городах по всему миру: в Париже, Брюсселе, Стокгольме, Анкаре, Буэнос-Айресе, Ереване, Бишкеке… Несмотря на разные культуры, политические режимы, ситуации с правами человека, — несправедливость преследования неугодного власти защитника прав и свобод оказалась очевидна и близка всем неравнодушным людям. И в этом смысле, как мне кажется, могла бы даже служить неформальным критерием «политического преследования», достаточного для международной защиты и выдвижения требований немедленного освобождения…
Акция солидарности с Алесем прошла и в Санкт-Петербурге – в форме серии одиночных пикетов у здания представительства Республики Беларусь. Пришедшие поддержать Алеся и белорусских правозащитников стояли с плакатами «Свободу Алесю Беляцкому» и «Свободу политзаключенным». При этом двое из трех участников акции были задержаны полицией практически сразу после ее начала. Формальным поводом для задержаний стало проведение акции «по одному юридическому адресу» и «неповиновение сотрудникам полиции», требующим прекратить пикет. Интересно, что только в Санкт-Петербурге акция, аналогичная проведенных одновременно во многих городах мира, привела к задержаниям. Причем очевидна была «неугодность» протеста против политических преследований в Беларуси (можно даже предположить тут «солидарность» другого рода — на высшем политическом уровне, тем более что пикеты прошли в тот самый день, когда Лукашенко встречался в Кремле с главой РФ). Сотрудники правоохранительных органов знали о готовящейся акции, ее мирном и законном характере, заранее прибыли на место ее проведения. А уж найти формальный повод объявить законную акцию незаконной, мирное выражение гражданской позиции — «неповиновением властям», — особого труда в нашей правоприменительной практике, к сожалению, не составило. Но это уже тема отдельного разговора.
Если говорить в целом о проблеме определения политических заключенных, то попытки выделить объективные критерии предпринимались неоднократно, как международными организациями, так и отдельными исследователями. Независимыми экспертами Совета Европы были выработаны критерии, ключевое значение в которых имеет политический мотив власти в преследовании того или иного лица, а также нарушения прав человека во время судебного разбирательства и назначения наказания. Более широкое определение дает Amnesty International: «политический элемент» может проявляться с любой стороны, само понятие рассматривается в широком смысле и охватывает почти все действия, продиктованные политическими мотивами. При этом для многих политических заключенных (например, для совершивших насильственные действия) международная организация требует только справедливого судебного разбирательства (которое, конечно, должно быть в любом случае, независимо от мотивов и личности обвиняемого; непонятно тогда значение выделения «политического» мотива — если только для привлечения внимания общественности и СМИ).
На прошедшем недавно в Киеве семинаре, посвященном проблеме признания политическими заключенными, подробно обсуждались существующие определения, но все они, что характерно, оказывались неточными, как только речь заходила о реальных примерах правозащитной практики в разных странах, приводимых участниками.
Очевидно, что формальные критерии тут не работают («Нет у нас политической статьи», — уверенно заявляет глава государства, в котором количество признанных политических заключенных несравнимо больше, чем во всех странах-соседях). Поскольку нет и не может быть специального органа, определяющего, кто относится к политическим заключенным, а кто нет, а «статьи», по которым обвиняются преследуемые властью, могут быть самыми разными, особое значение приобретает признание со стороны правозащитников, гражданского общества и международных организаций (своего рода «конвенциальный» подход к признанию или непризнанию). И здесь неизбежно возникает проблема морального выбора, в какой бы форме (правозащитного заявления, акции солидарности или защиты в суде) он ни происходил.
Дело Алеся Беляцкого – наиболее очевидный, «непроблемный» и поэтому «непоказательный» пример. Хотя формально правозащитник был арестован по обвинению в «уклонении от уплаты налогов в особо крупном размере», но ни у кого не вызывает сомнений явная политическая подоплека этого процесса. Правозащитный центр «Весна» уже 15 лет оказывает помощь жителям Беларуси — жертвам произвола и насилия, в том числе и многочисленным «несуществующим» в Беларуси политзаключенным, людям, которые подвергались уголовным преследованиям и административным взысканиям за свою общественно-политическую деятельность, — и это не могло остаться незамеченным в государстве с репрессивным режимом. Суд над главой правозащитной организации и жестокий приговор — это во многом месть властей.
В других, более сложных ситуациях, признание или непризнание политическими заключенными может зависеть от оценки обстоятельств конкретного дела. Возникают споры, например, о допустимости насильственных действий и пределах этих действий (представляется логичным включать в «насильственные действия» только насилие в отношении физических лиц, хотя некоторые эксперты относят к «насильственным действиям» также уничтожение или повреждение имущества), содержание «политического мотива» в действиях осужденных. В этом случае признание политическим заключенным становится результатом своего рода «экспертного заключения», учитывающего все факты и обстоятельства дела. Так, правозащитный центр «Весна», а также Белорусский Хельсинкский Комитет признали политическими заключенными осужденных по «делу анархистов». При этом производился анализ обстоятельств дела, хода уголовного преследования и судебного разбирательства, а вывод правозащитников основывался на многочисленных процессуальных нарушениях, осуждении к «длительным, явно неадекватным срокам лишения свободы, при несправедливом разбирательстве, очевидным образом связанным с политическими мотивами властей».
Именно поэтому правозащитники и гражданские активисты всех стран выступают против политических преследований, где бы они ни происходили: власть, ничем не ограниченная, всегда использует свой карательный потенциал для борьбы с теми, кого по собственным произвольным представлениям считает опасными. В этом смысле признание политическими заключенными играет роль, аналогичную признанию уязвимого статуса тех или иных дискриминируемых групп населения, необходимой для предоставления им дополнительных гарантий и защиты. В качестве такой гарантии выступает в первую очередь право (в основании – моральное, а не юридическое) требовать немедленного освобождения политических заключенных. Хотя, конечно, даже всеобщее и безоговорочное признание заключенного жертвой политических преследований в существующих условиях не гарантируют не только немедленного освобождения, но даже и справедливого судебного разбирательства, которое в государствах с широким применением политических преследований почти всегда заведомо невыполнимо.
На наш взгляд, несмотря на поиски «объективности» в учете политической составляющей дела, существуют обстоятельства, препятствующие признанию политическими заключенными, независимо от наличия в действиях политического мотива. Это любые действия по мотиву ненависти к уязвимым группам (например, по признакам расы, национальности, пола), которые несовместимы с уважением прав человека и теми гарантиями, которые мировое сообщество предоставляет человеку, признавая его политическим заключенным.
Требование соблюдения прав человека и процессуальных гарантий в ходе каждого судебного разбирательства, независимо от мотивов, личности и характера нарушения, неоспоримо и должно заявляться во всех случаях, а вот признание политическими заключенными, в том виде, в котором оно существует сейчас, — это уже моральный выбор каждого, как и любое проявление солидарности…
А.У.