08.08.2025

Нарушения экологических прав коренных народов России | Антидискриминационный подкаст

Антидискриминационный центр “Мемориал” публикует серию подкастов по правам коренных народов. Первый выпуск этой серии “Права коренных народов на землю, ресурсы, благоприятную окружающую среду” посвящен экологическим правам коренных народов.

Коренные народы, ведущие традиционный образ жизни, имеют особую связь с территориями, на которых они живут, с природой – лесами, реками, пространствами степей или тундры. Исконные территории коренных народов служат не просто местом жительства, но составляют основу их идентичности и благополучия. Земля, растительность, животный мир – часть их мировосприятия и духовности, место для ведения традиционной экономической деятельности, сохранения культуры и передачи культурного наследия будущим поколениям. В отрыве от своих традиционных территорий коренные народы уязвимы к ассимиляции и утрате идентичности и культуры. Именно поэтому особое  коллективное право коренных народов на земли, территории и ресурсы носит основополагающий характер и охраняется международным законодательством.

Проблемы нарушения экологических прав коренных народов России обсуждают участники нашего выпуска:

  • Яна Таннагашева, представительница шорского коренного малочисленного народа, активистка Межународного комитета коренных народов России (ICIPR)
  • Максим Оленичев, юрист по правам человека, имеющий опыт защиты прав коренных общин на землю
  • Ольга Абраменко, эксперт АДЦ “Мемориал”

Звуковое оформление: Остап Кухар / Ostap Kukhar

Слушать и подписаться на платформах:

03:20 Яна Таннагашева рассказывает о деле шорского поселка Казас.

09:35 Коренные народы в контексте войны, развязанной Российской Федерацией в Украине; уголовные преследования активистов.

15:40 Максим Оленичев рассказывает об опыте защиты прав коренных общин на землю:
16:35 – о деле поселка Менчереп Беловского района Кемеровской области и попытке частной компании начать добычу угля открытым способом,
22:41
– о протестах в Башкортостане в защиту горы Куштау,
24:49 – о защите природных объектов и земель сельскохозяйственного назначения в Хакассии,
26:25
– о территориях традиционного пользования.

29:15 Ольга Абраменко рассказывает о репрессиях в отношении активистов и случаях нарушения законодательства золотодобывающими компаниями в Хакассии.

30:50 Яна Таннагашева о праве на свободное, предварительное и осознанное согласие.

32:39 Максим Оленичев о процедуре изъятия земельных участков и несоразмерных причиненному ущербу компенсациях.

36:26 Яна Таннагашева о юридическом опыте своей семьи из шорского коренного малочисленного народа.


Текстовая версия подкаста

Уже в советское время угольные предприятия варварски уничтожали землю коренных народов, а именно шорцев Кузбасса и алеутов Беловского района. И жизнь в нашем регионе, моего коренного народа, – печальная. История эта печальная. Отток людей идет из региона. А что остается? Коренной народ, который живет на своих территориях, на своих землях, которые уже уничтожены. То есть, народ, который всегда проживал, и проживает, и будет проживать на этой территории, находится среди вот этого всего лунного ландшафта и загрязненных рек, где невозможно продолжать рыболовство. Уничтожена тайга, произошла миграция животных, их отток из-за того, что там добывают уголь открытым путем. Эти взрывы, они пугают животных. Животные уходят, а значит, невозможно продолжать охоту. Дикоросы все просто загрязнены этой угольной пылью. И  народ просто выживает среди всего этого апокалипсиса.

Люди, которые принадлежат коренным народам, подругому воспринимают окружающую среду, в которой живут. То есть, они не воспринимают ее как ресурс, они воспринимают как необходимую часть своей жизни. При этом они и землю, и леса, и воды, и населяющих их существ видят больше, наверное, как партнеров по жизни, чем, собственно говоря, какой-то ресурс.

Конечно, формальная оценка, когда считают на калькуляторе какие-то прямые убытки, относится к каким-то видимым вещам. Но как оценить, как понять цену, когда у народа, тесно связанного со своим ландшафтом, исчезает его культура? Как оценить этот ущерб? Как оценить вообще это преступление перед всем человечеством, когда уходит целое мировоззрение конкретного народа? Это все не имеет цены. Это такие вещи, которые на калькуляторе не посчитаешь.

Здравствуйте, дорогие друзья. Вы слушаете подкаст Антидискриминационного центра «Мемориал». Здесь мы говорим о правах коренных народов, о праве на традиционный образ жизни на исконной территории, на самоопределение, культуру, язык.

Меня зовут Ольга Абраменко, я эксперт фонда «Мемориал». Наш сегодняшний выпуск посвящен экологическим правам коренных народов, праву на землю, ресурсы и благоприятную окружающую среду.

Сначала я бы хотела представить моих собеседников.

Яна Таннагашева, активистка шорского народа, это коренной народ Южной Сибири, – и одна из основателей и активистка Международного комитета коренных народов России. Добрый день, Яна.

– Здравствуйте.

– Второй наш собеседник, это юрист по правам человека Максим Оленичев, который имеет опыт защиты именно экологических прав. Добрый день, Максим.

– Добрый день.

– Яна, напомню, мы с вами познакомились в Женеве давно и тогда же узнали о проблемах поселка Казас. И это очень знаковое дело для нас, потому что удалось проинформировать международную общественность о том, как поселок, где живет коренной народ Южной Сибири, стал добычей угольной компании.

  • 03:20 Яна Таннагашева рассказывает о деле шорского поселка Казас

Действительно, Ольга, мы познакомились с вами несколько лет назад, уже почти 10 лет назад. А дело Казаса уже насчитывает очень много лет. Дело началось, наверное, даже не в 2012 году, намного раньше. Уже в советское время угольные предприятия варварски уничтожали землю коренных народов, а именно шорцев Кузбасса и алеутов Беловского района. И жизнь в нашем регионе, моего коренного народа, – печальная. История эта печальная.

Действительно, Ольга, мало данных о происходящем, мало данных от самих коренных народов. И только когда народ сам решает идти против системы, против государства и против предприятий, при том что силы не равнозначные, и это нелегко, но только  когда народ идет, когда решает выступать за свои права, за справедливость на своих землях, за свои земли, за свой традиционный уклад жизни, тогда общественность, люди, международное сообщество узнают об этом. И о Казасе узнали на международном уровне, когда угольное предприятие стало добывать уголь открытым путем, близко к поселку Казас, – а это историческая земля, это моя родовая деревня, откуда мои родители, – и когда совершенно невозможно стало продолжать вести традиционный образ жизни. Когда охоту, рыболовство, сбор дикоросов, когда традиционные твои земли уничтожают. И вот тогда, на тот момент, мы как активисты, – или, наверное, даже не как активисты, а просто как народ, как жители этого поселка, решили идти против этой системы. Вот тогда, наверное, это стало таким ярким примером и при этом горьким опытом в российских реалиях.

Если говорить подробнее о поселке Казас, для тех, кто, наверное, впервые слышит эту историю, можно сказать, что в 2012 году угольное предприятие начало вести скупку домов, угрожая жителям этого поселка, говоря о том, что может что-то случится с их домами. Люди, которые живут на этой территории, многие сами работают на угольных предприятиях, потому что это регион добывающий, и многие работают шахтерами, их родственники работают шахтерами. И им, конечно, сложно противостоять. Как я уже сказала, это совершенно разные силы. И поэтому многие из шорцев начали в этом поселке продавать свои дома за бесценок. Соответственно, почти все дома были проданы угольному предприятию, за исключением пяти домов, которые отказались. Они требовали свободный доступ к своей земле, свободный доступ к поселку, к кладбищу, где захоронены предки. И вот это противостояние, оно началось с тех времен, с 2012 года, и, можно сказать, продолжается и по сей день. Это горький опыт.

Мы дошли до ООН и получили заключительные замечания от Комитета по ликвидации расовой дискриминации. Впервые в истории Комитет ООН  рассматривал дело на таком уровне и опубликовал заключительные замечания в отношении российского государства. Впервые такое произошло, но Россия на международном уровне просто игнорирует наши права, игнорирует заключительные замечания и продолжает вести давление на народ, на активистов. То есть мы видим, что если народ не идет, не показывает открыто, не рассказывает о том, что происходит на этих землях, на их землях, на традиционных землях, то никто, конечно, не узнает, что там происходит на низовом уровне в регионах.

И это все сложнее и сложнее в нынешних реалиях, в реалиях войны в Украине, когда многие международные экологические организации, которые помогали коренным сообществам, ушли из России. То есть сегодня коренные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока, можно сказать, остались один на один с вот этой машиной, с  системой.

Я хотела бы добавить, что репрессии экологических организаций начались задолго до войны, когда было принято законодательство об иностранных агентах и нежелательных организациях. И именно экологические организации пострадали очень серьезно. А ведь именно они были связаны с этой повесткой коренных народов и традиционных территорий.

Яна, как, с вашей точки зрения, уже в контексте войны те санкции, которые международное сообщество применяет против российских компаний, привели ли они к какому-то улучшению ситуацию в смысле экологических прав или нет?

  • 09:35 Коренные народы в контексте войны, развязанной Российской Федерацией в Украине; уголовные преследования активистов

Нет, конечно! Ситуация в России только ухудшается. Как я уже сказала, международные организации, которые помогали коренным сообществам, они ушли из российской платформы. Нынче коренные народы один на один находятся с этой несправедливостью. И санкции, безусловно, негативно влияют на ситуацию. Мы видим на примере моего региона: уголь сегодня сфокусирован на экспорт, но на восточные регионы, восточные страны, Китай и Индию. А мы как коренной народ и как экологические активисты еще очень много лет назад говорили о том, что нельзя в нашем регионе фокусироваться только на угле. То есть, нужно формировать альтернативную экономику. На всех этих манифестациях, демонстрациях и протестах мы об этом говорили еще вчера, нужно было развивать эту альтернативную экономику. Нельзя все полностью вкладывать в уголь. Когда-нибудь он не нужен будет. Как грязное топливо, он не нужен будет миру.

И сегодня мы видим, что у Китая, который покупал уголь у Кузбасса, есть свой собственный уголь, ему тоже нужно куда-то его экспортировать. И в Кузбассе мы наблюдаем в последние месяцы кризис. Это очень сильно влияет на экономическую составляющую всего региона и на настроение людей, естественно. То есть отток людей идет из региона. А в Кузбассе что остается? Коренной народ, который живет на своих территориях, на своих землях, которые уже уничтожены. То есть, народ, который всегда проживал, и проживает, и будет проживать на этой территории, находится среди вот этого всего лунного ландшафта и загрязненных рек, где невозможно продолжать рыболовство. Уничтожена тайга, произошла миграция животных, их отток из-за того, что там добывают уголь открытым путем. Эти взрывы, они пугают животных. Животные уходят, а значит, невозможно продолжать охоту. Дикоросы все просто загрязнены этой угольной пылью. И  народ просто выживает среди всего этого апокалипсиса.

Безусловно, если вернуться к репрессиям, сегодня мы наблюдаем, что, государство ужесточает их и усиливает, закручивает гайки, чтобы коренные активисты не  выносили, как они говорят, сор из избы. Когда мы выступали в ООН, они нам говорили «вы выносите сор из избы, мы можем договориться на месте». Но на месте они не договариваются! Когда, например, на сессии ООН рассматривали дело Казаса, мы их просили вести диалог, открытый трехсторонний диалог между представителями правительства, коренными народами и представителями угольной компании, то они пообещали сделать это, но не сделали. Мы вернулись в Россию после сессии ООНовской, и они ужесточили репрессии в отношении нас. Тотальные слежки, угрозы, разные бумаги со стороны полиции и так далее. Предупреждения о том, что будут начаты разные уголовные дела и административные дела. Репрессии усиливаются. А с началом войны мы видим, к примеру, что в прошлом году коренные организации были внесены в российские списки экстремистов и террористов. Это тоже пресекает нам возможность продолжать дальше, открыто выступать. Те, кто был внесен в эти списки экстремистов и террористов, не могут больше открыто говорить. А это в основном были коренные движения из национальных республик. Наша организация, Международный комитет коренных народов России тоже был внесен в список. Но мы все практически находимся за пределами России, мы находимся в изгнании, и мы работаем за пределами России на международном уровне. Печально то, что в этот список попала и сеть коренных народов «Абориген форум», которая объединяет общины коренных народов из регионов, сообщества и организации коренных народов, которые работают непосредственно на месте, в регионах. Им нужна помощь, и все сложнее и сложнее получать информацию с мест. Так что и репрессии, и, конечно, санкции и, безусловно, война в Украине негативно влияют на положение коренных народов.

– Действительно, уголовное преследование, о котором говорит Яна и которое есть следствие внесения коренных организаций в список экстремистских, а затем террористических, просто не оставляет им возможности для участия в общественной жизни. Реализация даже законодательства Российской Федерации и принятие решений, которые касались бы коренных народов, настаивающих на своей позиции при взаимодействии с государственными органами или бизнесом, и на и участии в общественных дискуссиях, оказывается невозможным. А если мы на это посмотрим в аспекте традиционной экономики, то практически это означает, что попытки настоять на своем в переговорах с добывающими компаниями и государственными органами могут обернуться для коренных народов преследованием и утратой прав, которые гарантированы им законом.

Но если даже отвлечься от этой проблемы криминализации, которая, конечно, является наиболее чувствительной именно в последнее время, уже со времени начала войны, развязанной Россией против Украины, то видим, что даже российское законодательство, которое дает все-таки некоторые возможности для реализации прав коренных народов, даже его положения часто не соблюдаются.

  • 15:40 Максим Оленичев рассказывает об опыте защиты прав коренных общин на землю

– Ольга, я вас немного перебью. Я бы, наверное, все же хотел рассказать про несколько успешных случаев этой борьбы. Их в России  очень мало, их можно сосчитать на пальцах одной руки, но все же есть успешные случаи защиты прав коренных народов. Очень часто промышленные компании пытаются земли, которые использует коренной народ, захватить. Мы это знаем по истории с шорцами и с другими коренными народами, на чьи земли приходят компании по недропользованию. В этом случае законодательство не защищает коренные народы.

Специальное законодательство о поддержке коренных народов говорит следующее: если для государственных или муниципальных нужд необходимо изъять земельные участки, то им просто выплачивается компенсация. То есть на самом деле просто применяется общий порядок изъятия, который существует в Российской Федерации.

И здесь я хочу привести пример, когда нам впервые в российской судебной практике удалось добиться признания незаконным изъятия земельных участков для добычи угля открытым способом. Именно в связи с тем, что в этом не было государственной нужды!

  • 16:35 – о деле поселка Менчереп Беловского района Кемеровской области и попытке частной компании начать добычу угля открытым способом

В 2017 году как раз в Кемеровской области, в поселке Менчереп одна из  угольных компаний решила изымать земли сельскохозяйственного назначения, чтобы организовать добычу угля открытым способом. Кемеровская область представляет собой грандиозные карьеры по открытому добыванию угля. То есть под открытым небом просто разрезают почву, добираются до недра, и таким образом этот уголь добывается. И рядом остаются огромные отвалы, формируются искусственные горы. Я когда приехал зимой первый раз на  судебный процесс, который мы инициировали в Новокузнецке, то удивился, что снег не белого цвета, как в европейской части России. Он серый. Когда я приехал в город Белово, где у нас проходил суд в 2017 2018 годах, то там снег был уже не серого цвета, а черного. Добыча угля открытым способом выделяет очень много загрязняющих веществ. Это угольная пыль. И углем все там топят. Угольная пыль также оседает кругом везде.

И вот в поселке Менчереп местные жители воспротивились планам добывающей компании изъять у них земли. У них там была организована своя жизнь, и угольная компания могла принести только разрушение инфраструктуры в поселке и в окрестностях. Угольная компания сказала, что, вот, у вас есть земля сельскохозяйственного назначения, но давайте мы ее у вас изымаем для государственных нужд. И сельскохозяйственную землю уничтожим, но будем добывать уголь открытым способом, как уже и десятки карьеров вокруг.

Собственно говоря, там существуют заброшенные карьеры, где еще есть уголь, но компании считают нерентабельным продолжать его разработку, потому что это удорожает процесс. Мы обратились с административным иском в суд.

Процедура изъятия земель для разработки угля, она следующим образом происходит. Изначально создаются государственные планы о том, что необходимо развивать, допустим, ту или иную промышленность. Например, есть программа развития угольной промышленности. И есть месторождения, которые разведаны под этими сельскохозяйственными землями и поселками. Дальше министерство Роснедра издает приказ об изъятии земельных участков у частных лиц для государственной нужды. Но дальше какой следующий шаг? Государство само не разрабатывает уголь, оно выдает лицензию на право разработки угля частной компании. Таким образом, земли во многом изымаются у частных собственников для того, чтобы частные компании на этом зарабатывали.

У нас процесс длился буквально полгода, это был районный суд Кемеровской области. Мы приводили различную аргументацию в защиту собственников земель. Но ключевой вопрос был относительно государственной нужды. Государственная нужда не имеет никакого легального толкования в российском законодательстве. Но Верховный суд в 2013 году разъяснил, что необходимо оценить баланс публичных и частных интересов. И нам удалось доказать, что изъятие государством земель у частных собственников не направлено на реализацию государственной нужды. Потому что, вопервых, рядом существуют десятки аналогичных карьеров, в том числе заброшенные, где есть еще уголь, который можно добывать, просто компании не хотят вкладываться в разработку этого угля. А во-вторых, мы говорили о том, что эти сельскохозяйственные земли используются жителями, поселками для выращивания продукции растениеводства, для животноводства и так далее. И поскольку эти земли используются, нельзя местных жителей, поселки лишать экономической основы. И судья вынес решение в нашу пользу. Он признал незаконными четыре распоряжения об изъятии земельных участков.

Дальше компания, которая лишилась прибыли, обратилась в Кемеровский областной суд, и областной суд отменил это решение. Но параллельно шла компания, которая была организована местными жителями. Что они только не делали, куда только не писали, какие только митинги не проводили, дороги перекрывали! Было много всего. И вот от того, что мы обратились в суд, и от того, что местные жители не сдались, все это дало результат. Роснедра в конце концов отозвали лицензию у частной компании, и теперь эти земли защищены.

Сейчас, конечно, после войны ситуация изменилась, потому что российские власти не приемлют альтернативную точку зрения. Одним из последствий этого стало как раз и то, что многие организации коренных народов включены в перечень террористических организаций. И государство все больше показывает свою централизацию и несогласие с любыми альтернативными точками зрения. Как государство решило, в общем, так и будет.

  • 22:41 – о протестах в Башкортостане в защиту горы Куштау

Но здесь важно вспомнить и другие примеры, которые происходили на рубеже полномасштабного вторжения России в Украину в 2021 и 2023 году. Мы можем вспомнить протесты в Башкортостане в защиту горы Куштау. Здесь мы видим ситуацию столкновения разных культурных моделей. С одной стороны, есть модель взаимодействия с окружающей средой коренного народа Башкортостана Для них гора состоит из четырех сущностей, которые как будто бы четыре ноги башкирского народа. И если они будут уничтожены, то и самобытность башкирского народа исчезнет, потому что не будет такой духовной поддержки. А с другой стороны, российские власти, которые говорят: «для нас это просто гора, это только сырье, мы намерены здесь его добывать для Башкирской содовой компании».

Вот так говорили и региональные, и федеральные власти. И народ, конечно, вышел на протесты. Потому что когда сама гора представляет особую духовную ценность, конечно, в этом случае люди мобилизуются на протест. Это часть их идентичности. И, в конце концов, власти пошли на попятную.

Но в данном случае использовались и правовые способы. В 2019 году Башкирской содовой компании была выдана лицензия на разработку полезных ископаемых. После этого начались большие протесты. В 2020 году региональные власти объявили гору памятником природы регионального значения. Но Башкирская сотовая компания сказала, что для нее это не препятствие: «Мы будем продолжать вырубать рядом лес и будем уничтожать эту гору». И тогда организации, объединяющие башкирский народ, они объединились и подали иск в арбитражный суд. А суд в конце концов запретил Башкирской содовой компании осуществлять деятельность по разработке полезных ископаемых. Он мотивировал это тем, что региональные власти объявили гору памятником природы, и разработки противоречат законодательству об особо охраняемых природных территориях.

  • 24:49 – о защите природных объектов и земель сельскохозяйственного назначения в Хакассии

Ну и третий пример это Хакасия, где также существовали планы по разработке полезных ископаемых, и никаким образом не учитывались интересы коренных народов. Там тоже проводились компании, и разные иски также подавались. Но те люди, которые обращались в суд с требованием защитить природные объекты, не разочаровались после решения суда первой инстанции, который отказал в иске в защиту окружающей среды. Они подали апелляцию. И апелляция изменила решение. А кассационная инстанция поддержала решение апелляционного суда.

Но опять же, здесь не было ссылки на интересы коренных народов. Здесь ссылка была на то, что документы территориального планирования не предполагают разработку на тех землях сельскохозяйственного назначения. Таким образом, практика показывает, что во всех этих случаях не применялось именно законодательство о коренных народах. Ни в одном из этих успешных случаев. Потому что российские суды, к сожалению, не воспринимают эту риторику.

А с другой стороны, законодательство у нас достаточно запутанное и не разработанное в этой области. И поэтому для защиты собственных интересов приходится изыскивать другие пути: либо экологическое законодательство, либо градостроительное законодательство, которые не имеют прямого отношения к коренным народам.

  • 26:25 – о территориях традиционного пользования

Еще одна проблема заключается в том, что по закону существуют территории традиционного пользования коренных народов, но режим и порядок их образования устанавливаются федеральными властями, региональными либо местными. И очень мало таких территорий вообще существует, потому что власти только по политическому усмотрению реализуют эту норму.

Вот можно, допустим, привести в пример Ненецкий автономный округ. Там были созданы несколько таких территорий традиционного пользования, но не были описаны границы, эти земельные участки не были поставлены на кадастровый учет. И прокуратура в 2016 году, обратившись в суд, обязала местные власти сделать эти границы и поставить их на кадастровый учет. И это достаточно успешный кейс. Но при этом государство решило защитить коренные народы. То есть это такая протекционистская политика. А если бы сами коренные народы обратились в суд, то я не думаю, что были бы шансы тогда на выигрыш этого дела, потому что так устроена российская судебная система.

Но мы можем вспомнить и историю, когда 2023 году организации также обратились в суд с требованием рассмотреть обращение о создании особо охраняемой природной территории, поскольку местные власти бездействовали по организации этой территории. И суд, конечно, придумал аргумент для того, чтобы не защитить права коренных народов. Суд сказал, что ну да, вот вы написали обращение, вы имеете право по закону инициировать организацию этой особо охраняемой природной территории. Но процесс на федеральном уровне пока не урегулирован. И пока нет отказа со стороны властей по организации этой территории, то ваши права не нарушены. Ждите, когда эта территория будет организована. Вот таким образом судебные власти оценивают интересы коренных народов в их праве на землю.

  • 29:15 Ольга Абраменко рассказывает о репрессиях в отношении активистов и случаях нарушения законодательства золотодобывающими компаниями в Хакассии

– Спасибо большое, Максим. Это очень интересно. И примеры вы привели, мне кажется, очень важные.

В частности, вот коренной народ, который находится в списке малочисленных народов и как бы имеет больше прав по российскому законодательству. Но даже такие народы не могут добиться справедливости в земельных отношениях. А что же говорить о тех народах, которые насчитывают более 50 000 человек, на которых вообще не распространяется это особое законодательство? Такие, как в Хакасии и Башкортостане. Мы сейчас видим героические усилия народов по сохранению собственной среды и, в общем, ценой жертв. Там погибли люди в протестах. И огромные репрессии направлены сейчас на активистов в Башкортостане, многие вынуждены были эмигрировать. Конечно, в этих условиях, вы правы, трудно защищать права коренных народов на их природную, исторически сложившиеся среду. Территории традиционного проживания, имеющие официальный статус, есть, например у шорцев, на территории Хакасии. Но даже там, допустим, приходит золотодобывающая компания, и у нее на эти территории уже есть готовая лицензия, она уже получена. Сейчас, в век коммуникаций, можно видеть, как собирается народ на какой то народный сход, на встречу с этими золотодобытчиками, которые уже с лицензией пришли и говорят «ну, вот все равно уже мы уже здесь, поэтому соглашайтесь, мы вам какую-нибудь компенсацию дадим, может быть, дорогу проведем, а может быть, мы построим сельский клуб, или там еще что-нибудь приведем в порядок». То есть, вот на такие подачки они пытаются склонить жителей этих территорий, имея уже в руках лицензию на золотодобычу.

Здесь нарушено вообще все, все процедуры, даже предусмотренные российским законодательством.

  • 30:50 Яна Таннагашева о праве на свободное, предварительное и осознанное согласие.

– Ольга, да, совершенно верно!

Как раз, говоря об этом примере и о земельных правах, важно вспомнить свободное, предварительное, осознанное согласие, которое отражено в Декларации о правах коренных народов. Государство утверждает, уже выдав лицензии промышленным предприятиям, что это предварительное согласие уже якобы получено. На самом деле, коренной народ имеет право еще до прихода этого проекта, до выдачи лицензии решать, дать согласие на проведение добычи на их территории или нет.

А это означает, что свободное предварительное согласие должно быть дано именно свободно, без давления, без угроз и, прежде всего, без подкупа. Потому что мы видим, что государство часто подкупает коренные народы разными способами. Спонсирует фестивали, костюмы и так далее. Это то, что происходит с моим народом. Затем, «предварительное» означает, что согласие должно быть дано до начала любого проекта. «Осознанное» означает, что коренной народ должен получить полную и полностью понятную для него информацию относительно того, что, где и когда будет добываться и какие последствия будут для их жизни, для народа и для окружающей природы. И согласие само по себе означает, что оно должно быть дано добровольно, всем сообществом, всем народом и, конечно, с соблюдением того самоуправления, которое есть на этой территории у народа. Если оно есть. Вот у нас, у шорцев, к сожалению, нет никакого самоуправления.

  • 32:39 Максим Оленичев о процедуре изъятия земельных участков и несоразмерных причиненному ущербу компенсациях

– Спасибо большое, Яна, что про это говорите.

Я хотел бы еще обратить внимание как раз на саму процедуру изъятия земельных участков якобы для государственных нужд, а на самом деле, в интересах частных компаний. Мы с этой проблемой столкнулись, когда работали. Оценка того, сколько стоит земельный участок, проводится, как правило, компаниями, аффилированными с производственной компании. Людям, которые поставили дом, но не зарегистрировали его как объект недвижимости, назначается смехотворная компенсация. В соседнем поселке они за эти деньги купить не могут ничего. То есть там буквально компенсации были по 100 150 000 рублей, у кого то и 50 000. Это смешные деньги.

Но когда крупный бизнес приходит на земли коренных народов, то  силы изначально уже не соразмерны. Крупная компания, конечно, может себе позволить привлечь оценочные компании, которые дадут тот результат, который будет им более выгоден, чем тем людям, у которых изымают земельный участок. И в судебном порядке возникает тогда битва этих заключений. Одно заключение принесла сама промышленная компания. Другое – человек, который должен будет заказать за собственные деньги оценку. А она может стоить и 100 000, и 150 000. И потом суд тоже назначит свою оценку. И вот это вот будет битва оценок, которая тоже может не привести к какому-то большому результату.

Это первый момент. Второй заключается в том, что хотя российское законодательство говорит о необходимости компенсировать коренным народом ущерб, причиненный производственной деятельностью, на практике мы видим, что суммы тоже достаточно смехотворные.

Ну, вот, в Ненецком автономном округе не так давно были залиты нефтью угодья родовой общины, которая состояла из 26 человек. Производственная компания выплатила 6 000 000 рублей. И получаются там, по сути, достаточно смешные деньги, ну, где-то по 150 000 на каждого человека. Это никаким образом не покрывает вред окружающей среде и тому традиционному образу жизни, который ведут коренные народы.

И здесь мы упираемся еще в отсутствие методик подсчета всех аспектов ущерба. Потому что берутся, как правило, какие-то прямые убытки, но не просчитывается, что окружающая среда будет восстанавливаться в течение долгого времени.

Конечно, необходимо менять и сами правила игры, и подругому необходимо применять то законодательство, которое уже сейчас существует. Потому что есть некоторые зацепки, которые могут помочь коренным народам защитить свои права. Но в данном случае все упирается в политическую волю и в то, как суды будут применять эти законы. По своей практике мы видим, что случаев защиты прав очень мало. Они важны, чтобы не сломить дух, и для того, чтобы люди осознавали свои интересы. Но, с другой стороны, реальность такова, что очень много барьеров на этом пути, и, к сожалению, не все правовые способы реализуются. Именно потому, что суды придумывают такое толкование законодательства, которое изначально в сами законы не закладывалось.

  • 36:26 Яна Таннагашева о юридическом опыте своей семьи из шорского коренного малочисленного народа

– Спасибо, Максим.

То, что вы  упомянули положительные примеры, это очень важно. Важно о них знать. Я вспомнила совершенно частный случай, который касается моего супруга. Но он стал прецедентом для других представителей шорского народа. Мой супруг знал, что шорцы могут не платить налог на землю. У нас был участок в 10-15 соток земли, и мы не платили за него налог. Налоговая служба подала в суд на него, и он этот суд выиграл, так как он представитель шорского народа. Но нужно было пройти все бюрократические этапы. Это столько взяло времени и сил! Он в суде доказывал, прежде всего, свою идентичность, свою национальность . В российском паспорте мы видим, она не отражена никак. То есть, ему нужно было приводить какие-то документы, свидетельства о рождении, свидетельство о браке, где указана его национальность и моя. И вот благодаря этим документам он доказал, что он шорец, и приводил другие законодательные параграфы, и выиграл это дело, и не платил налог. И это стало прецедентом. Потом еще несколько человек из нашего района тоже выигрывали эти суды, но не все согласны, или хотят, или могут проходить эти бюрократические шаги. Это очень сложно.

Это то же, что на Дальнем Востоке сегодня происходит с рыболовством, с квотами на рыбу, это ужасно. Люди из-за вот этой всей бюрократии на своей земле становятся браконьерами, и  уголовные дела на них заводят. Это специально, целенаправленно делается государством для того, чтобы народ просто умирал и уходил в города.

Я еще хотела бы добавить, что, конечно, формальная оценка, когда считают на калькуляторе какие-то прямые убытки, относится к каким-то видимым вещам. Но как оценить, как понять цену, когда у народа, тесно связанного со своим ландшафтом, исчезает его культура? Как оценить этот ущерб? Как оценить вообще это преступление перед всем человечеством, когда уходит целое мировоззрение конкретного народа? Это все не имеет цены. Это такие вещи, которые на калькуляторе не посчитаешь.

– Дорогие друзья, я вас благодарю за этот разговор. И хочу в завершение сказать, что, несмотря на те репрессии, ужасную ситуацию в России и то, что она ведет преступную войну против Украины, где гибнут в том числе представители коренных народов, – несмотря на все это, мы должны делать нашу правозащитную работу и использовать те международные инструменты и механизмы защиты прав коренных народов, которые все еще у нас есть. Мнение независимых коренных активистов, которые пусть даже вынуждены сейчас уехать, звучит на международном уровне. И мы должны сделать все возможное, чтобы эти механизмы и инструменты использовать.

Наш выпуск подошел к концу, в следующем выпуске мы будем говорить о культурных правах коренных народов, образовании и академической свободе. Большое спасибо всем участникам и, конечно, слушателям.

Это был подкаст Антидискриминационного центра «Мемориал».

До новых встреч!

Exit mobile version