Конвенция ООН по правам ребёнка (в честь принятия которой 20 ноября отмечают День прав ребёнка) в своей статье 7 утверждает право ребенка с момента рождения на имя, а также утверждает право знать своих родителей. Казалось бы, право получить имя при рождении столь очевидно, что даже странно его оговаривать в международной Конвенции специальной статьей. Когда я впервые знакомилась с этим пунктом, он показался мне далеким от реальности, возможно, касающимся каких-то экзотических случаев рождения детей в условиях фактического рабства, где дают какие-то клички или номера вместо имен…
Оказалось, однако, что это базовое право часто нарушается и в наших умеренных широтах, когда дело касается детей-отказников или так называемых подкидышей. Этим детям не присваивается фамилия родителей, нередко им меняют и имя, и дату рождения (особенно это характерно для случаев, когда детей объявляют “подкидышами”, хотя при изъятии их из семей имя-фамилия ребенка были известны, но в “базе на усыновление” оказываются вдруг другие данные, что, очевидно, упрощает процесс передачи ребенка в новую семью, поскольку не надо искать родителей, лишать их прав). То, что сам ребёнок будет всю жизнь страдать, не понимая, кто он (она) и откуда взялся, служащих “сферы детства” не занимает. Более того, до недавнего времени трудно было привлечь внимание журналистов и общественности к судьбам этих детей с подменёнными опекой именами, возрастом, информацией о родителях, якобы неизвестных.
Но вот недавно благодаря Лиде Мониава в социальных сетях разразился настоящий информационный бум в связи с обсуждением другого аспекта вопроса о праве ребенка на информацию о его происхождении и даже существовании, праве знать своих родителей. Вопрос тут касался не отобранных у родителей насильно детей, а тех, кого родители сами отдали в систему государственной опеки, отказались от них при рождении. Тысячи комментариев к рассказанному Мониавой случаю из жизни такого “отказного ребенка”, чьи опекуны хотели найти родственников сироты (неважно, насколько совпадали в данном случае детали с реальными обстоятельствами, важно, что так могло быть, важно, что так бывает), показали, как общество относится к праву ребенка не только иметь имя, а даже просто быть собой, существовать в сознании своих родных.
Оказывается, огромное количество людей (по-видимому, большинство) поддерживают сложившуюся практику, позволяющую родителям не только отказаться при рождении от своего ребенка, но и скрыть факт его существования, заявить другим родственникам и близким людям, что ребёнок умер. Такой ребенок подобен герою пьесы Льва Толстого “Живой труп”, только Протасов сам инсценировал свою смерть (хотя на это и толкали его драматические обстоятельства несчастного брака, невозможность простого развода), а за ребенка всё решают другие люди. При этом эксперты заявляют: в вопросе “сталкиваются права и интересы ребенка с правом его родителей (даже покойных) на сохранение личной и семейной тайны”, поскольку родители не обязаны “сообщать кому-то, что отказались от ребенка”.
Не обязаны говорить – то есть имеют право скрыть. Имеют право скрыть этого отказного ребенка от родных (других своих детей, родителей своих, то есть бабушек и дедушек малыша), а вот права сказать этим заинтересованным лицам (что сделала Лида Мониава), что у них в детском доме или под опекой где-то имеется брат, внук, племянник, вроде как и нет. Во всяком случае, эксперты “не могут дать однозначного ответа”, можно ли так делать или нет.
Комитет по правам ребенка ООН и Совет Европы дают вполне однозначный ответ: в приоритете должны быть права ребенка, в том числе его право на связь с родными (и с теми, кто не только не отказывался, но даже не знал, что он существует), право на информацию о происхождении. Именно поэтому ООН рекомендовала в 2013 году России отказаться от так называемых беби-боксов, возможности анонимно сдать ребенка, фактически подбросить. Понятно, что идея анонимной передачи младенца имеет свои плюсы, со Средних веков существовали приюты, куда несчастная мать могла незаметно передать “дитя любви”, что спасало её от позора, а младенца от вероятной смерти, ведь если нельзя скрыть живого ребенка, пришлось бы скрывать его путем умерщвления (случай в те времена очень частый). Но Комитет по правам ребёнка справедливо отметил: в таких крайностях больше нет необходимости – вполне можно принять ребенка, предварительно узнав имя родителей (или хотя бы одного из них), а потом человек сможет узнать, чей он сын или дочь.
Этот вопрос не должен упираться в материальный аспект, в обязанность родителей платить алименты за отданного государству на воспитание ребенка. Было бы хорошо как-то разделить эти вопросы – дать ребенку имя и знание о своем происхождении очень важно. А вот содержать детей самых бедных, неспособных платить алименты людей могло бы и государство без поддержки таких родителей. Содержать ли в приюте, платить ли опекунам – не разорилась бы атомная держава на этих детях. Думаю, закон о том, кто обязан платить алименты за отказного ребенка, а с кого их взыскивать не надо, должен быть уточнён, чтобы самые социально незащищенные люди не отказывались назвать себя из-за опасений по поводу невозможности оплатить жизнь ребенка, отданного государству. Как заявили эксперты ООН, “Россия достаточно богатая страна, чтобы содержать детей, не нарушая их права знать, кто они и откуда”.
Стефания Кулаева – эксперт Антидискриминационного центра “Мемориал”
Впервые опубликовано в блоге Радио Свобода