Я занимаюсь феминизмом на трех различных уровнях: в академическом плане как студентка фламандской межвузовской магистратуры по специальности “Гендер и многообразие”, в профессиональном плане как сотрудник экспертного центра по вопросам гендера и феминизма и не в последнюю очередь – в политическом плане как активистка. Для меня эти три аспекта однозначно взаимосвязаны. Белый философ-мужчина однажды сказал, что знание без практики бесполезно, а практика без знания опасна. Несмотря на то, что я с ним согласна, он не упоминает о власти, которая имеет решающее значение для осуществления социальных изменений. Вот почему нам нужен активизм. История научила нас тому, что права никогда не “предоставляются” из щедрости или внезапного раскаяния. Скорее, каждая социальная победа, каждое право приобретались в результате массовой мобилизации. И поскольку сейчас мы живем во времена, когда приобретенные права – будь то права человека или индивидуальные права – все чаще находятся под угрозой, а не расширяются, я думаю, что нам срочно необходимо сильное, всеобъемлющее общественное движение, основанное на знаниях, практике и активности. Движение, объединяющее все эмансипационные силы, борющееся за справедливость: от гендерной до климатической, от расовой до классовой. Несмотря на то, что индивидуальные переживания угнетения никогда не бывают одинаковыми, структурные механизмы систем угнетения очень похожи и часто взаимосвязаны. Это должно быть в центре внимания. Общая цель ликвидации любых форм насилия, угнетения и несправедливости может объединить нас в сильное общественное движение, которое обязательно будет межсекторальным, международным и всеохватывающим.
В странах Восточной Европы и Центральной Азии сотни профессий до сих пор запрещены для женщин. Почему ты думаешь, что такие ограничения должны быть сняты? Как это может
улучшить положение женщин?
С точки зрения борьбы с дискриминацией, я считаю, что достаточно простого формалистического толкования принципа равенства, чтобы отстаивать идею о том, что ко всем людям должно быть одинаковое отношение, независимо от их пола или гендера. Право на труд, на свободный выбор работы, закреплено во Всеобщей декларации прав человека. Это основные права, признанные международным консенсусом. Если страна не выполняет свои обязательства, необходимо вмешательство наднациональных институтов, чтобы обеспечить их выполнение. Поскольку права человека представляют собой минимальный уровень правовой защиты, согласованный международным сообществом, вопрос о том, почему запреты должны быть сняты, даже подниматься не должен.
Ограничивать право женщины на работу – значит препятствовать ее экономической независимости. Экономическая зависимость подвергает женщин риску эксплуатации, жестокого обращения и насилия. Однако я не провозглашаю, что работа – это необходимое условие эмансипации, важнее право свободного выбора: хочет ли человек, если да, то по какой профессии… Это очень важно. Эмансипация – это право на самоопределение. Речь идет о свободе выбирать лучшее для себя. Решения за кого-то другого, что он может или не может сделать, делают зависимых от этого решения инфантильными. Это по меньшей мере патернализм. Поэтому, рассматривая эту тему в более широком смысле, я думаю, что препятствование реализации женщинами их права на труд способствует формированию пагубных, патриархальных взглядов, не рассматривающих женщин в качестве равных, заслуживающих такого же уважения, свободы и самостоятельности – с мужчинами. Именно такие вещи формируют корень губительного менталитета, приводящего к различного рода несправедливости, например, к физическому или сексуальному насилию.
Класс и раса также являлись важными показателями в определении того, какие женщины могут делать какую работу. Исключения из сферы профессиональной деятельности, безусловно, никогда не были только гендерными, но и расовыми. В случае Бельгии это формально не так, что еще больше затрудняет борьбу с фактической сегментацией рынка труда по расовому и гендерному признаку. При этом я вспоминаю историю белых феминисток, в которой белые представительницы среднего класса и/или либеральные женщины заявляли о своем праве на труд, в то время как для многих других женщин работа была повседневной реальностью, а рынок труда – местом угнетения. Мы также должны помнить, что долгое время не работать было классовой привилегией. Раньше семьи могли быть только гетеросексуальными и жили в соответствии со строгими половыми ролями, женщине предписывалось вести домашнее хозяйство и вести соответствующий образ жизни, в то время как мужчина ходил на работу, чтобы обеспечить свою семью. Высокая зарплата была знаком престижа. Домохозяйка была товаром для мужчин, чтобы увеличить их успех.
Хочу рассказать вам об одном известном в моей стране случае, когда женщину отстранили от желаемой профессии, несмотря на отсутствие законных оснований. Это так называемое “Дело Поплен”. Мари Поплен была первой женщиной в Бельгии, получившей докторскую степень по юриспруденции, но ее отказались принять в адвокатскую палату. Это произошло в конце 19-го века. Она продолжила отстаивать право женщин на качественное образование и подчеркивала, что поступление в учебные заведения не будет способствовать эмансипации женщин до тех пор, пока не будут внесены другие коррективы в законодательство. Какой смысл иметь образование, если его нельзя использовать? К счастью, Мари Поплен использовала свое образование, но в большей степени в политической и активистской манере, к ужасу суда, который рассматривал ее апелляцию. Мари Поплен применяла свои юридические знания, распространяла их среди женщин, основала Бельгийскую лигу женщин, которая в то время была важной женской организацией, организовывала международные феминистские конференции… И в кратчайшие сроки Мари Поплен стала главным катализатором бельгийского женского движения. Она превратила его в организованное политическое движение в борьбе за всеобщее избирательное право и допуск к обучению на все научные степени и работе по этим профессиям.
Какие меры, по Вашему мнению, могут способствовать достижению гендерного равенства в сфере труда?
В Бельгии разрыв в оплате труда мужчин и женщин сохраняется до сегодняшнего дня и составляет целых 20%. Это во многом объясняется тем, что женщины несоразмерно часто работают неполный рабочий день. Это оказывает огромное влияние на их заработную плату, а также на пенсию, и, следовательно, в конечном итоге, на их экономическую независимость. Большинство политиков и основных СМИ рассматривают это как добровольный выбор, который делают отдельные женщины, но на самом деле это не так. В этом решении есть весомые экономические, социальные и правовые факторы. Например, женщины максимально представлены в низкооплачиваемых профессиях, которые требуют большой гибкости и имеют худшие условия труда. Подумай о сфере услуг. Неоплачиваемый труд, который женщины традиционно выполняли до выхода на рынок труда, в настоящее время почти полностью передается на аутсорсинг женщинам-мигранткам, имеющим другой цвет кожи. Мужчины в гетеросексуальных семьях не стали выполнять свою часть нагрузки. Мы не можем говорить о повышении гендерного равенства. Вместо этого увеличилось неравенство между женщинами! В то время как белые женщины из среднего класса имеют привилегию чувствовать себя эмансипированными, именно женщины другого цвета кожи несут на себе бремя этой мнимой эмансипации. Помимо улучшения условий труда и повышения заработной платы и пенсий выше черты бедности, я также выступаю за тридцатичасовую рабочую неделю с сохранением заработной платы. У людей будет больше времени для выполнения работы дома, что будет способствовать социальному равенству между женщинами, а также между женщинами и мужчинами. Исследования снова и снова доказывают, что тридцатичасовая неделя – не утопическая идея. В качестве второй меры необходимо продлить отпуск по уходу за ребенком с сохранением заработной платы для обоих родителей, независимо от их пола. Предоставляя мужчинам только десять дней отпуска по уходу за ребенком, как это происходит в Бельгии, правительство поддерживает неравноправные, традиционные гендерные нормы, которые подталкивают женщин к преимущественной роли сиделки, а мужчин – прежде всего к роли кормильца семьи. Более того, ради ребенка родители должны разделить как радость, так и работу, связанную с его рождением.
Какие шаги были предприняты для расширения прав женщин в вашей стране и как это помогло.
С 2012 года у нас действует законодательная гендерная квота для членов совета директоров в компаниях, зарегистрированных на бирже. Это означает, что любой пол должен составлять не менее одной трети совета директоров. Это важный шаг на пути к устранению горизонтальной стратификации, но не будем забывать, что этот закон не может контролировать, кто на самом деле имеет решающее слово в важных процессах принятия решений. Квоты до сих пор активно обсуждаются в Бельгии, как, я полагаю, и в других странах, но они доказали свою эффективность. В идеальном мире нам ничего не понадобится, но это временные меры для исправления нынешней и стойкой несправедливости.
Фактически, я выступаю за увеличение квот не только по признаку пола. Возьмите Европейский Союз, чей слоган так элегантно декларирует многообразие. “Единство в многообразии”, верно? Но суровая правда заключается в том, что большинство цветных людей, работающих в институтах ЕС, заняты обслуживанием, а не работой на влиятельных должностях. Только 1% сотрудников учреждений ЕС принадлежат к расовым или этнокультурным меньшинствам. Это гигантский дефицит демократии, если посмотреть на сегодняшнюю реальность Европы. Для обеспечения надлежащего демократического политического представительства просто необходимы квоты. Это временные меры по исправлению существующей несправедливости. Если мы действительно заботимся о демократии, демократическое политическое представительство не должно быть предметом переговоров. Отношения власти должны отражать общество, а власть должна распределяться поровну.
Квота уже доказала свою эффективность в Бельгии в отношении гендерной проблематики. С тех пор как в 2002 году гендерная квота стала юридически обязательной для партийных избирательных списков, представленность женщин в парламенте улучшилась. С более или менее 25% в 1999 году мы достигли более 40% в 2014 году и 43% в 2019 году. Однако это улучшение не привело к увеличению числа женщин-министров (которые обладают большей политической властью). В 2019 году четыре из тринадцати федеральных министров были женщины. В предыдущем составе их было только три. В целом, квоты обеспечили большее гендерное равенство, поэтому мы должны продолжать их и расширять их использование.