Вопрос о том, какая защита нужна ребенку, часто вызывает ожесточенные споры. Общество делится на тех, кто горой стоит за родителей, знающих, “что лучше для ребёнка”, но есть и те, кто почти всегда поддерживают вмешательство государства, контроль семейных условий и обстоятельств. Обычно вопрос этот касается неблагополучных семей, и рассуждают при этом так: “Если родители не могут постоянно обеспечивать детей хорошим питанием, уходом, организацией безопасной среды, то уж лучше пусть ребенок будет в детском доме”.
Сложнее с богатыми и благополучными родителями, которых нельзя упрекнуть в убогости материальной жизни детей. Яркий пример – девочка, помещенная родителями за огромные деньги на годы в частную клинику, хотя реальной медицинской нужды в лечении не было. Попытки добиться от государственных органов защиты прав девочки на полноценную жизнь сталкивались с непониманием: родители платили, клиника обеспечивала чистую безопасную среду, няни ухаживали, повара кормили, “право на жизнь нарушено не было”. Но только ли сытая, чистая и безопасная жизнь нужна детям? С трудом удалось доказать очевидное: ребенку нужно ещё и эмоциональное развитие, любовь семьи, дружба с ровесниками, опыт реальной жизни – даже боли, даже опасности.
А если наоборот – ребенка любят, растят “на воле”, но в бедности, в неустроенности, в убогих одежках и с примитивными игрушками? Если родители сознательно подвергают ребенка настоящим опасностям или позволяют себе насилие? Ясно, что это недопустимо. Но ведь часто стараются таких детей защитить, но не могут. Еще один случай: мать маленькой девочки арестована за “попытку карманной кражи”, девочка осталась со знакомыми матери, в крайней бедности, в жалкой времянке, где ее кормят самой простой едой. Она играет с котёнком, гуляет на воле; ей дано то, чего лишена богатая девочка в частной клинике, но и её судьба складывается горестно. В одно и то же время, в конце 2019 года, в одном и том же городе, в Москве, жизнь малышек идет в разных направлениях. Прожившую почти 6 лет в частной клинике девочку наконец выписывают, преодолевая сопротивление богатых и странных родителей, а нищую дочку любящей матери-арестантки передают в детский дом, объявляют “подкидышем”, предлагают желающим удочерить.
Практика оформления детей вполне очевидных кровных родителей “подкидышами” не редкость. Даже ребенка, вырванного из рук матери, в полиции предпочитают обозначить как “подкидыша”, что позволяет быстро избавиться от малыша, вызвать скорую помощь и направить в ребёнка в социальное отделение детской больницы. Так было с 5-месячным Умарали Назаровым, которого отняли у матери в Петербурге в 2015 году, задержав их вместе в ходе рейда по выявлению нарушителей миграционного режима. История Умарали стала широко известной – родители больше не видели малыша живым, обстоятельства его смерти остались до конца не выясненными (версия следователей – младенца убил вирус – не убеждает родителей, у которых отняли здорового ребенка). Что нам точно известно: Умарали отняли у матери, не отдали быстро приехавшим с документами отцу и бабушке, в полиции составили протокол о “подкидыше”, вызвали скорую и отправили ребенка в больницу. Неоднократные попытки обжаловать в судах незаконное разлучение ребёнка с семьёй не дали результата. Суды, как и другие государственные органы, считают, что так поступать можно и даже, видимо, нужно (речь меж тем идёт о ребёнке, чьи законные представители не были лишены родительских прав).
В каждом городе России есть эти “социальные больницы” или отделения больниц, в которых содержат здоровых детей, их привозят туда из отделов полиции не для обследования и лечения, а лишь для временного помещения. Фактически больницы (а значит, очевидно, и бюджет Минздрава) используются как места лишения свободы детей, по каким-то причинам изъятых из семей, отнятых у мигрантов, разлученных с опекавшими их взрослыми. Если родители обвиняются в насилии или в ненадлежащем исполнении своих обязанностей, то дети в больницах ждут своей дальнейшей судьбы, вероятного лишения прав родителей. А если лишать прав не за что или слишком сложно, то их могут записать “подкидышами”, чтобы потом детские учреждения искали им новую семью. Кто думает при этом о праве ребёнка знать свою историю, своих родственников, своё происхождение?
Чрезвычайно сложно определить судьбу ребенка в тех случаях, когда спор идет между родителями. Интересное решение вынес недавно городской суд Кутаиси, рассматривая конфликт родителей ребенка из Беларуси, отец которого увез мальчика в Грузию вопреки воле матери. Суд отметил, что считает своим главным принципом рассмотрение ребенка не как объекта, а как субъекта права, сославшись позицию Парламентской ассамблеи Совета Европы: “К детям следует относиться не как к собственности родителей, а как к личностям, у которых есть свои права и потребности”. При этом апелляционный суд отменил прежнее судебное решение, признавшее право отца жить с сыном в Грузии. Несмотря на то что было установлено, что у ребенка были в Грузии хорошие материальные условия жизни, жильё, одежда, игрушки и развлечения, суд второй инстанции решил, что много важнее учесть эмоциональные и социальные факторы развития ребенка. Суд обратил внимание на то, что ребенок был тесно эмоционально связан с обоими родителями, а в Беларуси у него имелись и другие родственники – бабушки, дед, сводные братья, право на общение с которыми также важно соблюдать, ребенок был социализован на родине, ходил там в детский сад, общался с ровесниками. Все эти факторы суд посчитал крайне важными, признав, что ребенку будет лучше вернуться домой, где он окажется в привычной и полноценной среде (в том числе языкового) общения, получив возможность сохранить отношения с семьей.
Решение грузинского суда в этом сложном споре интересно именно своей мотивационной частью: судьи опирались не только на законы Грузии и решения ранее имевших место судебных разбирательств (в том числе и в Беларуси), но в огромной степени на нормы международного права. Исходя из Конвенции ООН по правам ребенка, решений ЕСПЧ и других норм, суд признал необходимым учесть в первую очередь интересы ребенка, причём не только и не столько материальные, сколько социальные и эмоциональные. Суду была важна и психологическая оценка состояния мальчика – отмечается, что психологом в заключении указано: “Ребёнок не столь веселый и спонтанный, сколь характерно для его возраста”.
Хотелось бы, чтобы и другие суды, как и все люди, принимающие решения и определяющие судьбу ребенка, думали о потребностях личности больше, чем о тех, кому так проще “оформить”, удобнее отделаться от ребенка – или, наоборот, завладеть им.
Стефания Кулаева – эксперт Антидискриминационного центра “Мемориал”
Впервые опубликовано на “Радио Свобода”