В Стамбуле открыли недавно трогательный памятник женщинам – жертвам домашнего насилия. Турецкий художник Вакит Туна прикрепил к двум стенам 440 пар женской обуви – столько женщин в Турции убито их партнерами только за прошлый год. И в России такой памятник был бы очень уместен, поскольку тысячи женщин ежегодно гибнут здесь от рук своих (бывших) партнеров. На фоне беззащитности женщин цинично выглядят заявления президента страны о том, что “российские женщины самые лучшие”. Ведь в России – только по официальной статистике! – более 16 миллионов жертв домашнего насилия.
Можно посоветовать художнику, который хотел бы устроить похожую инсталляцию в России, расположить туфли у входа в Государственную думу и внутри здания парламента – на лестницах, в коридорах и кабинетax, чтобы показать депутатам результаты их бездействия. Ведь закон о предотвращении и профилактике домашнего насилия даже не рассматривается в парламенте. Совсем недавно в рамках конференции по человеческому измерению Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ эксперты антидискриминационного центра “Мемориал” приняли участие в обсуждении проблемы гендерной дискриминации. На этой встрече обсуждались решения высоких международных судов, признавших насилие в отношении женщин в РФ дискриминацией, в том числе недавнее решение ЕСПЧ “Володина против России”, особо отметившего отсутствие комплексного закона против домашнего насилия, и позицию одного из комитетов ООН, обратившего внимание на то, что жалобы на домашнее насилие всё ещё считаются в РФ вопросами “частного обвинения”, то есть как бы личным спором жертвы и насильника.
Туфли стоит поставить и возле полицейских участков, сотрудники которых не реагировали на крики о помощи жертв домашнего насилия, – кровь и смерть этих женщин в том числе на их совести.
Иногда обманчиво кажется, что если к слову “насилие” добавить прилагательное “домашнее”, то это насилие станет каким-то мягким, несерьёзным. В публикации “Левада-центра” рассматриваются результаты исследования вопроса о том, что россияне считают домашним насилием. Мужчины ожидаемо оказались более равнодушными; они чаще, чем женщины, считают домашнее насилие выяснением отношений между супругами (ничего неожиданного: достаточно взглянуть на комментарии под любой статьей о насилии над женщинами). На первый взгляд кажется логичным: мужчины далеки от женского опыта, они не так часто страдают сами, их не трогают страдания другого пола, да и своё поведение как-то надо оправдывать. Но ведь в этой ситуации страдают все!
Домашнее насилие и фемицид – общий результат привычного распределения социальной власти, когда женщины рассматриваются мужчинами как собственность. Бесспорно, жертвами домашнего насилия чаще становятся женщины, но жертвами токсичной мужественности становятся все. Счастлив ли по-настоящему мужчина, который не может по-человечески, без агрессии показать эмоции? Счастлив ли мужчина, который не может справиться со своими эмоциями и спасается алкоголем? Счастлив ли он во время постоянных ссор? Действительно ли он счастлив, когда издевается над своей женой или набрасывается на неё с кулаками, когда швыряет в неё тяжелыми предметами? Если никто не счастлив, то почему общество не меняется? Из-за привычки к установившемуся порядку?
Всем известен случай сестер Хачатурян. Все мои симпатии – на стороне этих девочек, жертв отца-мучителя, вынужденных пойти в самозащите на такую крайность, как убийство насильника. Но ведь и сам их отец стал в конце концов жертвой этой ситуации, он стал палачом не только дочерей, но и самого себя.
В исследовании “Левада-центра” отразилась разница не только между женщинами и мужчинами, но и между поколениями. Старшие часто не считают насилием такие проявления, как словесные угрозы физического насилия (вроде “я тебя убью”); постоянные унижения, критика (“плохая жена”, “никчемный муж”); ссоры, скандалы, выяснение отношений на повышенных тонах. Мне когда-то моя бабушка рассказывала, как повезло её подруге: в молодости муж пил, плохо с ней обращался, считал для себя возможным в качестве “главы семьи” выступать в роли домашнего тирана, а потом он постарел и стал таким покладистым… Всё больше людей замечают, что постоянные крики и унижения не могут быть частью “здоровых отношений” между партнерами. Всё больше людей понимают, что тело женщины принадлежит ей самой и в браке она не лишается права принимать решения: ещё недавно сексуальное насилие в браке не считалось изнасилованием, да и сейчас это не признают насилием 50 процентов опрошенных. Хорошо бы убедить другую половину, которая, кажется, видит в супруге не партнера, а секс-рабыню.
Опрос социологов отразил изменения представлений о личных границах. Когда-то был один домашний телефон на всю семью, а сейчас у каждого свой собственный телефон, свой собственный аккаунт в соцсетях. 21% опрошенных считают, что требование показывать СМС, переписку в социальных сетях – это насилие. Первая мысль: да, конечно, люди принимают решение жить вместе, но остаются самостоятельными личностями, с правом на свою жизнь. Но, наверное, у многих возникают вопросы: а что если мы подозреваем партнера в измене или обмане? Вправе ли мы требовать показать эсэмэску или это уже насилие?
Интересны ответы на вопрос про денежный шантаж / отказ в деньгах. Финансовая зависимость долгое время считалась главной причиной уязвимости женщин, собственные денежные ресурсы означают независимость от партнера, “подушку безопасности” на тот случай, когда и если партнёр становится угрозой. Много поколений женщин боролись за право на труд и самостоятельный доход. Сейчас эта проблема отчасти решена: женщины активны на рынке труда, денежные ресурсы у большинства есть, хотя, к сожалению, не всегда достаточные. Но и сейчас многие женщины остаются дома – ведут хозяйство, занимаются детьми. И если денежный шантаж в жизненных вопросах (“Я не дам тебе денег на квартиру, еду!”) я однозначно считаю насилием, то есть и не столь очевидные ситуации. Рынок до сих пор устроен по модели “мужчина – кормилец”, чаще мужчины зарабатывают больше, чем женщины. Обязан ли супруг делиться с супругой всеми доходами? Должен ли партнёр, зарабатывающий “на семью”, идти навстречу всем пожеланиям и нуждам другого партнера? Имеет ли партнер право решать за другого, что ему нужно, а что не нужно (иными словами говоря, имеет ли право мужчина решать, на что дать деньги женщине, а в чем отказать)? У кого решающий голос в планировании расходов и почему?
Вопросы, заданные “Левада-центром” о формах нефизического насилия, остаются теоретическими для многих людей, считающих даже самое тяжелое насилие неочевидным. В России нет форм защиты жертв от самых жестоких преступлений домашнего насилия. Если ты попала в круг насилия, то без сильной поддержки окружения останешься жертвой – либо тебя будут оскорблять и убивать, либо ты станешь защищаться с риском попасть в тюрьму. Закон против домашнего насилия, который охранял бы жертв, а не палачей, жизненно необходим. В случае его принятия (на которое хочется надеяться) путь к изменениям будет ещё очень долгим. Многое зависит от полицейских, которые будут принимать заявления и решать, как на них реагировать; от социальной службы, которая должна реагировать на самые первые сигналы; от обычных людей – от того, будут ли они на стороне жертв, будут ли молчать или считать самих жертв виноватыми в их трагедии. Среди них и те, кто отвечал на вопросы социологов из “Левада-центра” – четверть опрошенных не считают насилием даже тяжелые побои, нанесённые членом семьи. Более половины не считают насилием словесные угрозы физического насилия (“Я тебя убью!” и т. п.). Более 60% не считают насилием запрет общаться с друзьями или родственниками. Известные нам трагедии жертв домашнего насилия начинались часто именно так – их убили или жестоко покалечили не сразу, начиналось всё с малого. Но только полиция, соцслужбы, общество игнорировали эти первые сигналы большой беды.
Так не стоит ли поставить женские туфли на главных площадях городов, перед храмами, возле наших домов?
Патриция Помпала
Впервые опубликовано в блоге Радио Свобода
Фото из инстаграмма @vahittuna турецкого художника Вахит Туна