Обратная связь АДЦ «Мемориал» с начала российской агрессии и военных действий в Украине (с 2014 года) ведет постоянное наблюдение за положением ромского меньшинства в зоне конфликта. В 2015 году опубликован правозащитный доклад «Рома и война», потом он был дополнен фото-докладом «Сегодня, вроде, не стреляют» о ситуации в 2016-2017 г. в прифронтовых поселениях .
С 24 февраля 2022 года по всей территории Украины идет полномасштабная война. Мир с болью и ужасом следит за событиями в Харьковской, Киевской, Херсонской областях, в многострадальном Мариуполе и других городах Донбасса. К Международному дню цыган (рома) АДЦ «Мемориал» публикует рассказы тех, кто и раньше подвергался дискриминации, для кого сперва эпидемия КОВИД-19, а теперь ад войны стали новыми страшными испытаниями.
Доповідь українською Рома України: голоси з пекла війни. Дискримінація, епідемія, війна
Предисловие
Рома живут во всех областях Украины, чаще в сельской местности или в частном секторе городов. Во многих «таборах», как в народе и сейчас называют компактные ромские поселения, жизнь всегда была трудной, бедной, обособленной от остальных жителей. В таких местах с советских времен наблюдались проблемы с доступом к чистой воде, уборкой мусора, дома не были зарегистрированы, не у всех жителей «таборов» были даже личные документы.
Дом на окраине табора в Одесской области. Фото АДЦ «Мемориал».
Дети-рома не всегда учились в школах и в лучшие времена, а если учились, то не получали полного среднего образования, многие оставались потом навсегда без настоящего трудоустройства, были вынуждены кормить свои семьи сбором металла по свалкам, временными заработками на полях и т.п.
Дискриминация и исключенность приводили к бедности, а бедность усиливала маргинализацию, способствуя предрассудкам о «криминальности», что порой приводило к трагедиям.
Фото АДЦ «Мемориал».
Были, конечно, и другие семьи – жившие не в таборах, а в хороших частных домах или городских квартирах, дети которых получали образование не только в школах, но и в ВУЗах.
Беды, обрушившиеся на рома Украины – сперва эпидемия, а за ней война, – не пощадили ни тех, ни других.
Когда весь мир оказался охвачен пандемией КОВИД-19, ситуация в скученных таборах, где не было возможности соблюдать социальную дистанцию, сложно было обеспечить выполнение гигиенических правил, стала драматической. Далеко не у всех была возможность сделать прививку, многие рома не обладали нужными документами, не стояли на учете у участковых врачей. Даже в относительно зажиточных поселках эпидемия косила многих молодых людей, не говоря о старшем поколении, повсеместно подверженному высокому риску не выжить в случае заражения короновирусной инфекцией.
В таборах Одесской области заболеваемость в конце 2021 года носила почти тотальный характер, массово заболевали дети – от новорожденных младенцев до молодых мам (некоторым из них в тот момент самим было 14-15 лет). Тяжелобольных детей и взрослых госпитализировали, но многие переносили болезнь с высокой температурой на ногах, не получая никакой медицинской помощи.
Фото АДЦ «Мемориал».
Война
“Мы боялись, что русские солдаты будут нас убивать и уничтожать,
как в 41-м году немцы”, – рома-беженцы из Украины в ЕС.
Война принесла страдания в каждый украинский дом. Многие ромские семьи пытались уехать, спасаясь от насилия. Но стать беженцами смогли не все – у многих нет документов, у кого-то совершенно нет денег. Некоторые просто не успели выехать из тех областей, куда война пришла сразу.
Мы записали рассказы людей, оставшихся в Украине, – тех, кто находится в Одесской области (где пока нет боевых действий, но тоже опасно и трудно жить), тех, кто попал в зону российской оккупации в Херсонской области, тех, кто остается в Донбассе в прифронтовой зоне, и тех, кто пережил все ужасы войны в мариупольском аду.
Рома Одессы: опасность и солидарность
В НКО «Ветра перемен», помогают ромским женщинам и девочкам, несколько лет на базе этой организации вели занятия в швейной мастерской. Во время войны «Ветра перемен» смогли вовлечь своих клиенток в помощь стране: «Женщины-ромня теперь пекут разнообразные изделия для ВСУ, а также для женщин и детей, которые находятся на железнодорожном вокзале и ждут эвакуационных поездов. Работа швейной мастерской продолжилась – все отшитое постельное белье в начале войны было передано нашим ребятам из ВСУ».
Сообщают также, что сейчас ромни в Одессе охотно шьют украинские флаги: «Одна из девушек, Мария, – школьница, ей 13 лет. До войн, Маша приходила к нам в центр и обучалась шить. Когда курсы прекратились из-за войны, Маша звонила сотрудницам фонда с вопросами: “Что я могу делать? Чем помочь? Я должна что-то делать!” И вот теперь школьница шьет флаги, и с таким рвением и радостью, будто это самое крутое занятие на свете».
Одесса подвергается постоянным обстрелам с моря, в городе опасно и неспокойно. Все труднее доставать продукты и другие предметы первой необходимости, волонтеры и НКО стараются помочь семьям в трудном положении.
Трудная жизнь рома в Торецке (Донбасс): фронт в 10 км
О трудной жизни в прифронтовом уже девятый год Торецке АДЦ «Мемориал» раньше уже писал.
В Торецке рома живут в центральной части города в трех смежных компактных поселениях. В последние годы, по рассказам местной жительницы, у многих появилась работа: некоторые стали работать дворниками, были на хорошем счету, качество их работы хвалили и местные жители. Помимо постоянной работы их стали привлекать к сезонной уборке листьев и снега на улицах. Мужчины стали часто ездить на заработки в Киев и Одессу на сборы урожая. При этом в «таборах» по-прежнему нет асфальта, нет освещения, большие проблемы с дровами и отоплением домов.
Рома испытывают проблемы и с водой: очень редко вода есть в колодце во дворе –примерно в 5-10 домах во всех трех смежных поселениях. И в эти дома, как правило, ходят за водой все соседи. О туалетах и душевых речи не идет – их в домах нет ни у кого. Местная жительница рассказывает:
«Наш город испытывает сильнейшие проблемы с водоснабжением. Что уж говорит о ромах. Поставка воды шла всегда с Горловской распределительной насосной станции, которая сейчас находится под контролем сепаратистов. Мы потребляем воду оттуда. Эта вода, к сожалению, очень плохого качества. Санэпиднадзор не рекомендуют ее для использования в пищу, только для технических целей. По этой причине мы покупаем воду в магазинах или привозную в бутылках. В настоящее время перебои воды участились».
Нехватка воды и плохие санитарные условия влияют на здоровье ромского населения Торецка:
«За время пандемии переболели абсолютно все взрослые и дети. С воспалением легких были ромы примерно из 20 семей. Все они лежали в больнице».
С конца февраля в соседних с Торецком селах война идет полных ходом:
«За месяц войны был уже уничтожено соседнее село Новостроицкое. В Волновахе руины. Нет ни домов, никаких строений. Все превращается в черное месиво. Село, которое недавно было переименовано в Нью-Йорк, уничтожают прямо сейчас, следом за ним Зализное, а за ним уже мы. Все взрывы поэтому очень сильно отражаются у нас. А у ромов, чей частный сектор хотя и находится в центральной части, но в ложбине, все звуки отражаются еще сильнее. Со стороны Горловки был обстрел и снаряды накрыли поселения, где живут ромы. Всего пострадало 26 домов, 2 из них ромские. В них были частично разрушены крыши и заборы, взрывной волной повыбивало окна. Они убежали к соседям на другой конец табора и пока живут там. Последствия взрывов зафиксировали, но помогли только тем, что выдали семьям полиэтилен, чтобы закрыть им выбитые окна.
Все началось внезапно, поэтому многие семьи остались без ничего. Запасов не было, а цены на продукты высокие. Сразу с 24 февраля, как только объявили, что Россия начала войну, естественно, в магазинах стали пропадать продукты. Исчез хлеб, так как наш единственный хлебозавод встал, а привозной хлеб из других регионов перестали возить. Также исчез бензин с заправок. Его перестали возить, так как заправки — место повышенной опасности и в случае взрыва может случиться серьезный пожар.Если для нас все происходящее — настоящая катастрофа, представьте, каково ромам. Им натурально нечего есть. Они говорят, что у них нет денег даже на хлеб. Они реально плачут. У нас закрылись банки. По этой причине у ромов начался переполох. Ведь большинство семей получают детские пособия, а снимать их стало невозможно. При этом магазины перестали продавать продукцию по безналу. С ночи теперь к банкоматам выстраиваются длинные очереди. Многих, кто ночью идет в банк, ловит полиция и штрафует, так как у нас комендантский час, но это уже никого не останавливает – ведь людям не на что жить. Все живут от зарплаты до зарплаты, а цыганское население живет от детских выплат до детских выплат. Им сейчас сложнее всего. У них в каждой семье минимум 4 детей, а в основном 6 и более».
Ассоциация саперов Украины и организация «Ми разом» перечислили помощь для незащищенных групп, удалось поддержать 20 многодетных ромских семей.
И без того непростая ситуация с образованием ромских детей значительно ухудшилась:
«Из-за боевых действий и постоянных обстрелов школы в основном на дистанционном обучении. Школа №5, в которой учится большинство ромов, также на дистанционном обучении. Те учителя, которые остаются в городе, дают детям задание по телефону».
Остро стоит проблема убежищ:
«Некоторые рома жаловались, что местные жители их не пускают в подвалы. Пускают в бомбоубежище на шахте, но оно холодное и совершенно не оборудовано. Дело в том, что у нас в городе 33 бомбоубежища. Они рассчитаны на 3000 человек. В 2016 году начали обязывать жильцов многоэтажных домов самостоятельно подготавливать подвалы, чтобы в них можно было прятаться от обстрелов. Но они часто захламлены мусором, который нечем и некуда вывозить. Поэтому подвалы домов сейчас в основном также не готовы для того, чтобы в них прятаться».
Рассказы рома из Мариуполя: ад на земле
Мариупольские жители – и рома в том числе – пострадали больше других. Роза рассказала нам, что перед войной все ее знакомые рома болели ковидом, было много жертв:
«В Мариуполе, насколько я знаю, цыгане болели все, и тяжело. Лично моя семья переболела трижды. Мы болели первым ковидом, потом дельтой, а совсем недавно переболели омикроном. Тяжелее всего перенесли первый ковид. У меня болела даже трехмесячная дочь. Летальных исходов именно в нашей семье не было, но я точно знаю, что среди близких и знакомых именно от ковида скончалось по меньшей мере 10 человек. В основном во вторую волну, и в основном из-за осложнений после болезни».
Роза из Мариуполя успела уехать до того, как город оказался отрезан от мира. Она не знает, есть ли там ее дом или уже нет:
«После признания Россией т.н. ДНР и ЛНР я поняла, что в случае войны Мариуполь будет обстреливаться в первую очередь. Я сказала сестре, чтобы она брала детей и немедленно выезжала. Она собрала все вещи и выехала к нам. Это было часов в 9 утра. В городе была паника, очень много людей выезжало из города, на выезде были пробки, хаос, а в 10 утра выезд из города был уже закрыт. Она рассказала, что в тот момент военные перегородили дороги и никого не выпускали. По дороге она проезжала Мариупольский аэропорт, он уже интенсивно обстреливался, и в момент, когда она проезжала его на машине, его бомбили. Ее машину даже зашатало от взрывов. Ехала она с мужем и двумя детьми. Те, кто выезжал позже, говорят, что город буквально стерт с лица земли. Там не осталось ни одного неразрушенного района. С самого начала войны город бомбят, и они говорят, что до их отъезда не было ни дня, чтобы его не обстреливали. И там не то что бомбят военные объекты, уничтожают всё — частный сектор, детские сады, школы, больницы — всё. У меня много родственников и друзей, кто потерял свои дома. Точно известно, что десять человек из тех ромов, кого я знаю лично, погибли. Сколько погибших на самом деле — узнаем после войны. Мои знакомые выезжали из города 4 дня назад [24 марта]. Говорят, это очень страшно. Они ехали фактически по трупам. На дорогах и вдоль дорог очень много погибших гражданских. В городе нет воды, света, газа. Все вокруг в руинах. Мариуполь — это ад на земле».
Роза с семьей добралась до польской границы и перешли ее пешком:
«Границу мы прошли очень быстро. Я часто ездила через границу Украина — Россия. Там тотальная проверка, все вещи проверяли и т.д. Думала, что здесь будет то же самое, но здесь мы встретились с абсолютно людским отношением. Никто не обращал внимания ни на цвет кожи, ни на одежду, ни на национальность. После прохождения паспортного контроля мы сразу попали к польским волонтерам. Я была в шоке от того, насколько сильна была поддержка и понимание со стороны поляков. Штук сто палаток стояло сразу после границы, нам давали еду, спрашивали о самочувствии, кому надо, давали медикаменты, проверяли давление. Я видела, что у них были приготовлены костыли, инвалидные кресла и другие приспособления на случай, если среди беженцев будут инвалиды или пожилые. Они кормили даже домашних животных. Это было невероятно».
Роза сейчас в безопасности, но тревожится о родных, оставшихся в Украине:
«У меня в Украине остались мама, брат и муж. Я была в шоке. Сейчас у них в городе каждый день гудит сирена, но пока обстрелов не было, город цел».
Рассказ ромни Жанны из Мариуполя настолько драматичен и ценен как свидетельство, что мы приводим его целиком:
«Жили мы в своем доме в частном секторе. Помимо нас там жило примерно 15 ромских семей. Все сэрвы. Каких-то проблем, которые часто касаются ромов, мы не испытывали. Мы жили зажиточно. Мой муж работал в банке, получал хорошую зарплату. Мой сын учился в 4-м классе, помимо этого ходил в музыкальную школу и занимался борьбой. На жизнь нам грех было жаловаться. Мы своими усилиями построили двухэтажный дом. У нас всегда все было, и мы никогда не жили в нужде.
24 февраля у нас все было спокойно. Мы не слышали никаких взрывов, никаких обстрелов. Мы только в ужасе смотрели новости и думали, что будем делать. Наш мэр Бойченко выступал и говорил, что жителям Мариуполя нечего бояться, что город в безопасности. Так было до 2 марта.
2 марта начались обстрелы, бомбардировки и боевые действия уже в городе. Мы слышали выстрелы, от постоянных взрывов стал дрожать дом. Почти сразу же отключили свет и воду. 4 марта отключили газ. Первые дни мы жили за счет небольших запасов продуктов, которые у нас были. Воды не было даже умыться, поэтому муж был вынужден под обстрелами ездить за ней в центр. Он несколько раз по много часов стоял в очереди, набирал всевозможные бутылки и канистры, под обстрелами возвращался домой. Потом наш сосед вырыл колодец 12 метров, и мы могли уже брать воду оттуда. Но вода была очень грязная и соленая, и ее надо было сутки отстаивать и кипятить. Так как не было газа, нам приходилось кипятить ее на костре во дворе.
Через несколько дней в городе начались проблемы с продовольствием. Магазины стали постепенно закрываться, но в тех, что работали, почти сразу пропал хлеб и некоторые другие повседневные продукты. Были крупы, сахар, но либо цены были настолько высокими, что не все могли купить, либо попасть в магазин было невозможно — в очередях часто стояло по 400-500 человек. Бензин добыть было практически невозможно. До 2 марта еще можно было расплачиваться банковскими карточками, после — уже только наличными. Мы не смогли заранее снять все деньги, которые у нас были, потому что в банки очереди тоже были очень длинными, и денег на всех просто не хватало. Через несколько дней наличность в банки уже просто перестали завозить. Параллельно с этим участились случаи мародерства. Грабили не только магазины, но и банки.
Примерно 10 марта из-за участившихся обстрелов мы стали спускаться в подвал. По нам и по соседским районам били «Грады», очень сильно бомбили завод «Азовсталь». Хоть он далеко от нас, мы все слышали. У нас сильно дрожал дом от взрывов. Вскоре начали обстреливать и наш район. С этого дня мы 7 дней жили в подвале. Внутри было очень холодно. Выходить было невозможно и страшно, потому что нас постоянно бомбили, и земля постоянно дрожала. Страшно было подняться даже в туалет. Мы бегали по очереди, но буквально на пять минут, чтобы справить нужду.
Все это время мы не выходили ни с кем на связь, так как в подвале не было связи. Наши родственники подумали, что нас уже нет в живых. С едой начались проблемы. В какой-то момент дошло до того, что мы ели в день по одной печенье и пили по стакану воды. Еды не было вообще.
13 марта в 7 утра начался сильный обстрел нашего района. Как-то сверху раздался сильный взрыв, стены подвала задрожали. Мы услышали, как разбиваются стекла. Мы очень испугались. У меня была истерика. Сын очень сильно плакал, и его невозможно было успокоить. Мы думали, что дом обрушится на нас и мы не сможем выбраться наружу. После бомбежки муж вылез и увидел, что второй этаж дома разрушен. Непохоже, что в него попал снаряд – вид был такой, как будто это были осколки. Я никогда такого не видела раньше: весь дом был изрешечен дырами, огромные железки валялись по всему двору и на втором этаже. На первом этаже были разбиты окна. В стены были воткнуты искореженные куски металла. Мы даже не могли их вырвать. Были изрешечены и ворота дома. У троюродного брата мужа, который живет неподалеку, тоже пострадал дом — от взрыва выбило двери и окна.
Примерно 16 марта русские военные заняли наш район. По крайней мере, мы видели по вечерам, когда было тихо, как они ходят по поселку и светят фонариками в окна домов, где не было света. Те дома, что были пустые, они занимали. Почти сразу они заселились в соседский дом. Пока они там были, мы их видели постоянно, но нам вреда никакого не приносили. Из них с нами никто не общался, но почти сразу после того, как они пришли, у нас на улице начались сильные перестрелки, которые не прекращались по несколько часов.
Все это время мы пытались найти возможность уехать, но это было нереально из-за непрекращающихся бомбежек и перестрелок. К этому моменту все ромские семьи из нашего квартала уже уехали, а мы сильно боялись. А у нас связь не работала, позвонить в Красный Крест или кому-то, кто мог знать об эвакуации жителей, мы не могли. Еще мы не понимали, как ехать с ребенком. За время обстрелов его психика сильно пострадала, он стал очень нервным. Нам сказали, что наши соседи, когда выезжала из Мариуполя, муж жена и ребенок, погибли. В их машину попал снаряд.
21 марта муж решил поехать искать связь и бензин, чтобы уехать. Он выезжал в Никольское. Там телефон заработал, и он предупредил родных, что мы живы, а также дозвонился до Красного Креста. Но там ему дали только инструкции, как выезжать самим из нашего района, потому что колонна беженцев уже покинула город. Он вернулся, мы собрали вещи, которые остались целыми после бомбежки, и утром 22 марта выехали к родителям мужа в Днепр.
Из города мы выезжали одни, с нами никого не было. Дорога была очень тяжелой – страшнее в своей жизни я ничего не видела. Вокруг не было ни одного целого дома. Все было разрушено и сожжено. Мы видели много обстрелянных машин с убитыми людьми в них. Город был просто завален трупами людей. Мы ребенку закрывали глаза, чтобы он ничего этого не видел. Трупы были везде. Те, кто выжил, были как зомби — очень грязные, с ужасом в глазах. Я лично видела, как человек из лужи пил воду.
Там на каждом шагу стоят блокпосты со знаками «Z». На каждом из них нас вытаскивали из машин и полностью обыскивали, переворачивали вещи в машине. Некоторые военные вели себя очень агрессивно. Несколько раз нас подолгу допрашивали, потому что им не нравилось, что мы цыгане. Нас подозревали в чем-то, но не говорили конкретно, в чем. Просили деньги, но у нас их не было. Спрашивали, откуда мы, чем занимаемся, куда едем. Все спрашивали, почему мы едем именно в Украину, а не в Россию, не в Крым. Их это очень злило. Так на каждом блокпосту мы тратили от 30 минут до часа, а таких блокпостов было около 17. На одном блокпосту военные забрали у нас весь алкоголь, который муж взял с собой из дома на всякий случай, чтобы, если что, можно было его продать или обменять на что-то.
Проверки закончились, когда мы выехали за пределы города, но на Запорожской трассе мы попали под обстрел. Такое было ощущение, что стреляли по колесам, мы были просто в шоке, не понимали, что происходит. Мы с сыном укрывались куртками, чтобы в случае чего нас не поранило выбитыми стеклами, а муж просто давил на газ, чтобы быстрее проехать этот участок. Мы так и не поняли, что это было, но машину несколько раз очень сильно шатало и как будто подбрасывало. В Днепр мы попали только в 10 вечера.
В Днепре мы пробыли всего 2 дня, после чего там тоже начали стрелять. Муж после этого решил отправить меня, мою тетю и сына за границу, чтобы мы были в безопасности. 25 марта мы собрались и поехали в сторону польской границы. Паспортный контроль мы прошли очень быстро, без каких-либо проблем. На польской стороне нас с сыном встретили волонтеры, дали все необходимое. Нам повезло, так как моя сестра работает в ромском молодежном центре, который находится в Польше, ее коллеги встретили нас на машине на границе. Сейчас с сыном мы пытаемся обустроиться в общежитии для беженцев . После всего пережитого сын очень сильно заболел. У него сильная температура и ужасный кашель. Я сама нахожусь в ужасном состоянии, спать могу только под успокоительным и чувствую, как у меня сдают нервы. Мой муж остался в Днепре со свекровью и свекром. Там стреляют, и я не знаю, как это пережить. Мы лишились всего — бизнеса, дома, вещей, нормальной мирной жизни. Планов вообще никаких нет. Выживаем за счет гуманитарной помощи. Нам дают крупы, сахар и так далее. Так как тут очень много беженцев, а город маленький, перспектив с работой нет никаких. На сына мы подали документы в школу».
Город Каховка, Херсонская область: оккупация
Город находится в 50 км от Крыма, больше всего рома живут в Любимовке и в Каховке, примерно половина цыганского населения – сэрвы, а остальные крымы. В Любимовке живут только крымы. Население города всего 35 тысяч, и цыганское население (около 600 человек) здесь очень заметно. Местный ром Роман (имя изменено) рассказывает:
«До войны у многих была работа — у кого постоянная, у кого ежедневный заработок в поле или на рынке. В основном все дети учились в школе. В народе 6-я школа называется «цыганской». По уровню инфраструктуры она ниже, чем другие школы, но при этом туда всегда берут всех ромов. Были случаи, когда кто-то из учителей или родителей не хотел, чтобы ромы там учились, но до каких-то конфликтов не доходило. В основном проблемы были в других, более обеспеченных школах. Например, в 3-ю и 4-ю школы ромских детей по возможности не берут. Учителя не хотят, чтобы они занижали рейтинги, и многим из них не удается наладить контакт с ромскими детьми. Еще сложнее тем детям, кто приехал из других регионов. Когда учителя видят, что дети не каховские, а приезжие, то не берут ни при каких обстоятельствах. Говорят, что это приезжие, значит уедут, и смысла в них вкладываться нет. Сейчас школы закрыты. Обучение происходит дистанционно, но не каждый день. Школа №6 школа используется как укрытие. В первые дни там пряталось очень много людей, много цыган, потому что там есть бомбоубежище.
Мы не верили, что может быть полномасштабный военный конфликт. Знали, что вдоль границ Россия накапливает военные силы, но до последнего думали, что ничего не произойдет. 24 февраля я проснулся в 4 или 5 утра от сильных вибраций в доме и сразу понял, что началось нападение. Это были взрывы. Я позвонил в Новую Каховку и узнал, что у них взорвали оружейный склад и идут бои. У нас частный дом и есть большой подвал, поэтому в случае обстрела у нас находиться безопаснее. К нам переехала еще одна ромская семья, которая живет в многоэтажке, у них прятаться вообще негде, поэтому мы решили забрать их тоже. Так первые 5 дней мы по полдня проводили в доме, полдня жили в подвале, потому что сильно бомбили. Сейчас в день пару раз слышны запуски ракет, но я даже не знаю, откуда и куда они летят. В самом городе тихо, недавно я хотел съездить в магазин, уже сел в машину, как увидел, что по нашей улице едет русский танк и две машины с солдатами. Я очень испугался и так и остался просто сидеть в машине, потом вышел из нее и вернулся домой. Некоторые рома пробовали выезжать, но российские солдаты всех разворачивают обратно. Говорят, что никому нельзя покидать город.
Много цыганских семей в Мариуполе погибло под бомбежками, но точное их число невозможно узнать. Мы можем только гадать. Например, подруга моей мамы из Мариуполя часто разговаривает с ней по телефону. Практически каждый день они созваниваются. Бывает так, что она пропадает и ей не дозвониться. Потом через несколько дней звонит и говорит, что сидела несколько дней в бомбоубежище. Говорит, что в городе нет газа, воды, света и связи. Так происходит со многими, кого мы знаем. Иногда они просто перестают выходить на связь совсем, и мы не знаем, живы они, или нет.
Если говорить о других населенных пунктах, то я по Херсонской области точно знаю, что в Высокополье русские солдаты сделали из ромского дома что-то вроде гостиницы и в ней сейчас живут. То, что было ценное и можно было забрать, забрали, отняли у хозяина машину. Мне рассказывают, что другие ромские семьи оттуда попадали в такую же ситуацию. Те дома, откуда цыгане сбежали, занимают русские солдаты. Дома берут позажиточней. Тех ромов, что остаются, вроде не трогают, но были случаи, когда люди просто пропадали. Недавно в Высокополье пропал ром Р. О нем не было никаких вестей неделю. Он просто исчез. Его мать стала волноваться, пошла к русским солдатам разговаривать, узнавать, не у них ли он. Они сказали, что он у них, что они забрали его, так как у него не было документов. Она пошла за документами домой, вернулась, но они сказали, что его у них нет и не было. Через неделю мне сказали, что он вернулся домой. Что с ним происходило в плену – неизвестно, он боится говорить».
Бежавшие
Среди миллионов украинцев, вынужденных искать убежища вне страны, немало рома из Харькова, Мариуполя, Херсона, Одессы и других городов. Некоторые из них, наряду с тяготами жизни беженцев, сталкиваются порой с ксенофобией и предрассудками в странах, предоставляющих жилье и другую поддержку пострадавшим от войны украинцам.
По словам Антони Рашиловой, студентки факультета драматического театра Академии исполнительских искусств в Праге, которая волонтерит в организации «Чехи помогают», рома, которым она помогла найти место в одном из общежитий, были выселены из него на следующий день. При этом никаких предупреждений о том, что семья должна будет выехать на следующий день после заселения, не было:
«Однако на следующий день администрация учреждения позвонило нам и сообщила, что они не могут оставить их у себя. В тот же день мы перевели семью в другое учреждение, где также предлагали помощь беженцам из Украины, и ситуация повторилась – оказывать долгосрочную помощь ромам там отказались». В конечном счете совместными усилиями волонтеров и некоммерческой организации Romodrom удалось обеспечить их жильем.
Йоанна Талевич-Квятковска, активистка, помогающая беженцам в Польше, рассказала, что ромов часто не пускают в центры приема беженцев в Варшаве. Порой рома выгоняют даже с вокзалов под предлогом предотвращения воровства:
«Если цыгане — то значит, «воры». Даже наш президент Анджей Дуда сделал репост твита о том, что «херсонские ромы украли российский танк». Но нам это никак не помогает. Такие новости выливаются в восприятие ромов как воров в центрах содержания беженцев. Я постоянно слышу от волонтеров, что они слишком много берут лекарств, слишком много берут еды, слишком много берут одежды, что все это для того, чтобы потом продать. Но я никогда не видела, чтобы рома продавали на улице одежду. С каждым днем таких ситуаций становится все больше. Но правда в том, что к нам приезжают разные люди, в том числе и разные рома…это не повод отказывать в помощи всем».
Йоанна уверена, что напряженность в центрах для беженцев между украинцами и ромами коренится в непростых отношениях между ними.
Румынский сайт libertatea сообщает, что 10 марта более 30 ромов(22 ребенка и 11 женщин) из Украины прибыли на Северный вокзал Бухареста, где их встретили волонтеры местной гуманитарной инициативы и разместили в специально оборудованном зале для беженцев. На Северном вокзале ромов также встречают волонтеры и сразу размещают в палатках, которые местные власти установили на территории вокзала. Однако, от самих ромов мы получаем различные жалобы на отношение к ним в этих центрах для беженцев. Так, по словам одной из ромни:
«Мы цыгане из Харькова. Нам не дают тут погреться. Попить тоже не разрешили взять. И ребёнку вещи. Принимают за местных, видимо. Нас 31, 18 детей. Наш багаж потеряли. До этого мы трое суток спали в спортзале».
Некоторые рома, оказавшиеся в лагерях для беженцев в Германии, жаловались, что их сразу «обвинили их в воровстве, ещё не пожив с ними», другие говорили, что их «обвинили в краже хлеба в столовой, но мы взяли два кусочка, ребенок хотел хлеба». Такая ситуация, правда, наблюдается далеко не везде – в других лагерях беженцев эти же рома чувствовали себя неплохо, не подвергались притеснениям.
Многие рома (как видно и из приведенных выше интервью ромни, бежавших из Мариуполя) благодарны странам, давшим им приют, жилье, возможность учебы и трудоустройства. Часто с особой благодарностью рома отзываются о работе волонтеров, о помощи в пути людям с детьми. Но все они говорят об огромной тревоге за оставшихся в Украине родных и близких, о том, как они ждут мира и возможности вернуться домой.