В прошлом выпуске мы писали о лицах, которые задержаны для выдворения и содержатся в спецприемнике-распределителе (Петербург, Захарьевская, 6), который продолжает выполнять функцию Центра для административного задержания.
Некоторые задержанные пребывают в приемнике уже более года, хотя максимальный срок исполнения постановления о назначении административного наказания не может превышать один год. Поэтому и срок содержания в условиях ограничения свободы в качестве меры обеспечения исполнения постановления для выдворения не может превышать один год.
Однако и этот срок является слишком длительным, непропорциональным и, главное, не подлежащим периодическому судебному контролю, в связи с чем мера обеспечения производства по административному делу превращается в дополнительный, несанкционированный и не предусмотренный законом вид наказания, который по уровню жестокости аналогичен наказанию по уголовным делам.
Нам стало известно, что в спец.приемнике уже более 8 месяцев содержатся лица без гражданства Лакатош Анна Степановна, Форкош Аладар Михайлович и Габор Павел Иосифович – этнические венгероязычные цыгане, прибывшие на территорию Российской Федерации примерно в 2000 г. из города Берегово Закарпатской области Украины. Они проживали в поселке Петро-Славянка Колпинского района Санкт-Петербурга в стихийно построенном поселении.
22 сентября 2009 года в поселок Петро-Славянка прибыла группа сотрудников отделения миграционного контроля отдела Управления Федеральной миграционной службы (УФМС) по СПб и ЛО и задержали заявителей.
Постановлением Колпинского суда СПб указанные граждане были привлечены к административной ответственности по ст.18.8 КоАП РФ с административным выдворением за пределы РФ с помещением в Центр для содержания иностранных граждан. При этом срок исполнения указанного постановления и механизм его исполнения судом указан не был. Постановление не было обжаловано задержанными в течение 10 дней, т.к. они не умеют читать и писать, а адвокат АДЦ «Мемориал» узнал об их задержании только спустя три месяца (по истечении 10-дневного срока на обжалование постановления о выдворении в кассационном порядке).
Государство Украина, из которого прибыли заявители, не признает их своими гражданами, а поэтому осуществить выдворение на Украину практически невозможно, между тем указанные лица продолжают содержаться под стражей.
Необходимо отметить, что за весь период содержания сотрудники Центра в течение 8 месяцев направили всего 2 запроса в отношении задержанных в Посольство Украины и больше никаких мер по установлению личностей, сбору документов или для обеспечения выдворения не предпринимали.
Попытки адвокатов получить решение суда о разъяснении порядка и способе исполнения постановлений в части выдворения в соответствии с нормами КоАП РФ и на этом основании отменить постановление о выдворении и освободить задержанных, не принесли результатов, в приеме таких заявлений было отказано.
Адвокаты также направляли жалобы в Дзержинский суд Санкт-Петербурга, по месту содержания, с просьбой рассмотреть жалобу заявителей по истечении определенного времени содержания под стражей на основании ст.5 п.4 Европейской Конвенции, но и эта жалоба не была принята судом к рассмотрению, поскольку, по мнению суда, мера обеспечения постановления о выдворении не может быть обжалована отдельно от самого судебного решения, срок обжалования которого истек.
Таким образом, данный пример ясно демонстрирует, что в российском административном процессе отсутствуют положения, позволяющие задержанным обращаться с жалобами в суд по истечении определенного срока после задержания, а судам осуществлять периодический судебный контроль за законностью и сроками содержания в условиях лишения свободы, а также исполнением постановлений о выдворении. И это при том, что условия, в которых содержатся заявители, наряду с другими задержанными для выдворения (всего более 100 человек), представляют собой не что иное, как бесчеловечное обращение и запрещенное законом наказание, а в некоторых случаях даже пытку.
Исчерпав внутренние средства правовой защиты, АДЦ «Мемориал» решил направить жалобу в Европейский Суд по правам человека. В ходе подготовки жалобы юристы посетили заявителей и были просто шокированы теми ужасающими условиями, в которых они содержатся, а главное – психологическим состоянием задержанных. Они уже ни на что не надеются, поскольку потеряли счет времени, постоянно находясь в замкнутом пространстве, они не могут отличить день от ночи, в течение всех 8 месяцев находятся в полной информационной изоляции, правовом вакууме и неизвестности, поскольку в постановлении о выдворении не указан срок, в течение которого они должны быть выдворены из России, а в законодательстве отсутствуют реальные механизмы освобождения из Центра, – и это при условии, что выдворение невозможно осуществить в связи с тем, что государство страны исхода не признает выдворяемых своими гражданами. Вид задержанных вызывал ассоциации с документальной хроникой концентрационных лагерей – изможденные, измученные люди, на лицах которых лежит печать обреченность и безнадежности.
Из рассказов заявителей об условиях содержания больше всего поражает даже не мизерная площадь камер, отсутствие постельного белья и гигиенических принадлежностей, отсутствие нормального туалета, стола в камере и скверное питание, а система освещения в камерах. Задержанные, находясь в замкнутом пространстве месяцами, даже не понимают, какое время года на дворе, поскольку в камере постоянно горит тусклая электрическая лампочка, которая, как и единственное окно, находится за решеткой. Лампочка горит днем и ночью, зимой и летом, но выключить этот искусственный свет сами задержанные не могут, поскольку в камере нет выключателя: он находится в коридоре, и свет может выключить только охрана. Страдания задержанных усугубляются еще и тем, что их вообще не выводят на прогулки. Так, Анна Лакатош была на свежем воздухе всего 3 раза за 8 месяцев, «прогулка» длилась не более 25 минут в маленьком дворике, напоминающем каменный мешок, небо в котором также закрыто решеткой. Павла Габора выводили на такую «прогулку» только 2 раза по 25 минут, а Аладара Форкоша вообще ни разу не выводили из камеры.
Юристы АДЦ «Мемориал» считают, что в отношении задержанных имеет место нарушение ст.3, ст. 5 (1) F Конвенции, ст. 5 п.4 и ст.13 Европейской Конвенции, в связи с чем была подготовлена жалоба в Европейский Суд по правам человека со следующими аргументами:
Статья 3 Конвенции гласит: “Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию”.
Как Суд неоднократно указывал в различных делах, статья 3 Конвенции устанавливает одну из наиболее важных ценностей демократического общества. Она запрещает пытки и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение или наказание, независимо от поведения жертвы. (Labita v. Italy [GC], no. 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV). Однако для того, чтобы подпасть под действие статьи 3, плохое обращение должно достичь минимального уровня жестокости. Оценка достижения этого минимального уровня относительна; она зависит от всех обстоятельств дела, таких как длительность обращения, его физический и моральный эффект и, в некоторых случаях, пол, возраст и состояние здоровья жертвы. (Valašinas v. Lithuania, no. 44558/98, §§ 100-101, ECHR 2001-VIII). Кроме того, он зависит также и от кумулятивного эффекта, производимого всеми факторами содержания, такими как переполненность камеры и неадекватное отопление, плохие санитарные условия, отсутствие принадлежностей для сна, плохое питание, невозможность занять себя, отсутствие контакта с окружающим миром, а также любыми иными заявлениями жертвы (Dougoz v. Greece, judgment of 6 March 2001, Reports 2001-II, § 46).
В нашем деле все эти факторы присутствуют, поскольку заявители не имели достаточного доступа к свежему воздуху и вентиляции и, кроме того, были принуждены находиться в ограниченном пространстве камеры большую часть времени (см.Khudoyorov v. Russia, no. 6847/02, § 108, ECHR 2005-X).
Заявители считают, что они содержатся в условиях тюрьмы, почти восемь месяцев в чрезвычайно переполненной камере, практически лишенные доступа к дневному свету, с ограниченной доступностью проточной и вообще отсутствием питьевой воды, особенно ночью, и с постоянным присутствием тяжелого запаха от туалета, при том что количество и качество еды и постельных принадлежностей абсолютно недостаточно (см. Modarca v. Moldova no. 14437/05, § 68, 10 May 2007).
Относительно стандарта переполненности заявители ссылаются на позицию Суда и позицию Европейского Комитета по предотвращению пыток и бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказаний (CPT), который посчитал, что 7 м² на одного заключенного является желаемым стандартом для наполнения камеры (the 2nd General Report – CPT/Inf (92) 3, § 43), т.е. 28 м² для камеры на 4 заключенных. (Kalashnikov v. Russia, no. 47095/99, § 97, ECHR 2002-VI). Заявители содержатся в камерах 16 м2 по 4 заключенных, с двухъярусными кроватями.
Переполненность камер, во-первых, ужесточена практически полным отсутствием у заявителей возможности покидать свои камеры в течение нескольких месяцев, за исключением 25 минут ежедневной прогулки на свежем воздухе. Подобное обстоятельство, как Суд признавал в своей практике, ужесточает условия нехватки пространства в камере (Karalevi?ius v. Lithuania, no. 53254/99, § 36, 7 April 2005, and Khudoyorov v. Russia, no. 6847/02, § 105, ECHR 2005).
Во-вторых, камеры не имеют вентиляции, доступа свежего воздуха и дневного света, поскольку окна оборудованы решетками-ресничками. Это в аналогичных делах элемент запрещенного обращения Poltoratskiy v. Ukraine (Poltoratskiy v. Ukraine, no. 38812/97, § 140, ECHR 2003-V),Modarca v. Moldova (§ 65), Novoselov v. Russia (Novoselov v. Russia, no. 66460/01, § 44, 2 June 2005), Khudoyorov v. Russia (§ 108).
В-третьих, тяжелые условия постоянного содержания ужесточаются отсутствием перегородки, отделяющей туалет от остального пространства камеры – факт, наличие которого Суд специально подчеркивал в Kalashnikov (Kalashnikov, § 99, Peers v. Greece, no. 28524/95, ECHR 2001-III; Kalashnikov, cited above, loc. cit.; see also the CPT’s 11th General Report [CPT/Inf (2001) 16], § 29).
В-четвертых, заявители не получают нормального питания: рацион состоит из картофеля, макарон и каши, а иногда задержанным приходится довольствоваться только черным хлебом и чаем; нет стола, и они таким образом вынуждены принимать пищу на койках. Как и в деле Ostrovar v. Moldova, заявители не получают необходимого протеина в пище, поскольку мясо, рыба и молочные продукты в их меню не входят (Ostrovar v. Moldova, no. 35207/03, § 88, 13 September 2005). Возможности получать дополнительную пищу от родственников либо покупать в Центре у заявителей нет. Кроме того, кипяченая горячая вода, находившаяся в круглосуточном распоряжении заявителей по делуDougoz (Dougoz v. Greece, no. 40907/98, § 22, ECHR 2001-II), заявителям в настоящем деле не предоставляется вообще.
В-пятых, заявителям не предоставляются матрасы, одеяла и простыни. В Kochetkov данное обстоятельство также рассматривалось Судом как элемент обращения, запрещенного ст. 3. (Kochetkov v. Estonia, no. 41653/05, § 42, Judgment of 2 July 2009).
В-шестых, заявителям, круглосуточно находящимся в камерах, не предоставлена радиоточка либо иные возможности занять себя чем-либо, что также противоречит требованиям ст. 3 (Poltoratskiy, § 147).
Заявители подчеркивают, что условия содержания в Центре изначально предусматривались для краткосрочного заключения в рамках административного ареста, и использование условий Центра для долгосрочного содержания лиц, нарушающих миграционное законодательство, в свете указанных выше фактов, противоречит ст. 3 Конвенции и должно быть прекращено.
Относительно нарушения статьи 5 (1) «f» Конвенции юристы АДЦ «Мемориал» использовали следующие аргументы:
Во-первых, властям было известно о фактической невозможности выдворения заявителей. С этого момента содержание заявителей под стражей не может быть оправдано статьей 5 (1) (f) Конвенции, поскольку никаких мер по выдворению не принималось.
Во-вторых, российские органы власти не исполняют с должной рачительностью и быстротой обязательство по организации выдворения. Заявители столкнулись с полной непрозрачностью деятельности власти по организации их выдворения.
В аналогичном деле Mikolenko v. Estonia, Cуд указал, что для целей ст. 5 (1) (f) меры по организации выдворения должны производиться добросовестно (in good faith), само содержание под стражей должно производиться в адекватных условиях, а продолжительность содержания под стражей не должно превышать срок, разумно необходимый для целей выдворения (Mikolenko v. Estonia, § 60).
Необходимо отметить, что Российская Федерация, выступая в деле Mikolenko как заинтересованное лицо (third intervening party), указала на недобросовестность в действиях Эстонии, поскольку, зная о нежелании г-на Миколенко подписывать документы для выдворения, эстонские власти пытались «сломить его волю и заставить его подписать документы, необходимые для выезда из страны» (at breaking his will and forcing him to sign documents needed for him to leave the country). По мнению Российской Федерации, для целей задержания г-на Миколенко, могли быть применены и менее суровые меры, нежели лишение свободы – такие как полицейский надзор (Mikolenko v. Estonia, § 55). Таким образом, в данном деле Российская Федерация высказалась за принятие во внимание фактического знания властей о невозможности выдворения и об обязанности властей в силу такого фактического знания прекратить лишение свободы выдворяемого лица. Как показано выше, поведение, которое Российская Федерация требовала от Эстонии, не было продемонстрировано самой Российской Федерацией в настоящем деле и демонстрирует не что иное, как двойные стандарты.
Нарушение ст. 5 (4) Конвенции в связи с отсутствием реальной возможности в судебном порядке проверить законность содержания в заключении по истечении определенного времени.
В своей практике Суд неоднократно указывал, что термин «правомерность» в соответствии со ст. 5 (4), во-первых, требует предоставления заключенному право на судебный контроль за содержанием под стражей, не только в отношении требований национального законодательства, но и положений Конвенции и общих принципов, указанных в Конвенции, и ограничений, предусмотренных ст. 5 (1) Конвенции (E. v. Norwayjudgment of 29 August 1990, Series A no. 181-A, p. 21, § 49; Chahal v. the United Kingdom judgment of 15 November 1996, Reports of Judgments and Decisions 1996-V, § 127). Судебный контроль должен быть достаточно широким, чтобы позволять ссылаться на «правомерность» заключения в смысле ст. 5 (1) Конвенции (E. v. Norway, p. 21, § 50).
Согласно делу Mikolenko, к требованиям «правомерности» относится и вопрос условий содержания под стражей, и вопрос длительности содержания под стражей (Mikolenko, § 60). К требованиям правомерности относится и вопрос о возможности (невозможности) выдворения, как Суд указал в деле Tabesh v. Greece (Tabesh v. Greece, Judgmen of 26 November 2009, § 62, No. 8256/07), найдя нарушение ст. 5(4) в нерассмотрении Греческим судом жалоб заявителей в связи с невозможностью выдворения.
Судебный контроль за правомерностью заключения под стражу не может ограничиваться лишь возможностью обжалования решения о заключении под стражу, срок обжалования которого слишком короткий (всего 10 дней). Следовательно, заявителям должен был быть предоставлен, как минимум по их инициативе, последующий периодический судебный контроль сроков содержания под стражей в отношении порядка исполнения решения о выдворении и в связи с этим правомерности ограничения их свободы, по аналогии с уголовно-процессуальным законом (ст.108-109 УПК РФ), когда последующее лишение свободы оправдывается, в том числе, необходимостью выполнения определенных значимых следственных действий.
В настоящем деле российские суды не вынесли ни одного решения по жалобам заявителей в отношении правомерности длительного содержания заявителей под стражей.
Наличие средства правовой защиты, требуемого ст. 5(4) Конвенции, должно быть также достаточно определенным не только в теории, но и на практике, иначе у него будут отсутствовать характеристики доступности и эффективности, требуемые для целей данного положения (см. соответственно постановление от 24 марта 2005 года по делу Stoichkov v. Bulgaria, No. 9808/02, § 66). Доступность средства правовой защиты предполагает, в частности, что властями должны быть созданы обстоятельства, дающие заявителям реальную возможность использования средства правовой защиты (Ismoilov et al. v. Russia). Из этого следует, что имело место нарушение ст. 5(4) Конвенции, в связи с отсутствием средств эффективной правовой защиты правомерности заключения заявителя под стражу после истечения определенного периода задержания.
Мы надеемся, что Европейский суд признает нарушение Конвенции по данной жалобе, что должно кардинально изменить такую практику, и рекомендуем адвокатам, представляющим интересы задержанных для выдворения, продолжать борьбу и после кассации, используя некоторые из приведенных нами аргументов и примеров судебных решений Европейского суда.
Ольга Цейтлина, адвокат
Антон Петров, юрист проекта